Психология восточной религии

Мне кажется, этих указаний вполне достаточно для того, чтобы внимательный читатель получил некоторое представление о психологии текста «Бардо Тхедол». Эта книга описывает обращенный вспять путь инициации, который, в противоположность христианским эсхатологическим ожиданиям, подготавливает душу к погружению в глубины психического становления. Полная интеллектуальная и рационалистическая растерянность европейца в мире побуждает развернуть текст «Бардо Тхедол» и усмотреть в нем картину переживания восточной инициации, причем божеств раздела «Чьенид-бардо» можно при желании заменить христианскими символами. Так или иначе, последовательность событий представляет собой близкую параллель феноменологии европейского бессознательного в условиях так называемого процесса инициации, то есть в случае, когда бессознательное подвергается анализу. Процесс трансформации бессознательного, имеющий место в ходе анализа, служит естественной аналогией искусственно организованным религиозным инициациям, которые, безусловно, принципиально отличаются от естественного процесса. Они упреждают естественный ход событий, а естественное производство символов подменяют намеренно отобранными, закрепленными традицией символами, как происходит, например, в «Духовных упражнениях» Игнатия Лойолы или в медитативных упражнениях буддийской и тантрической йоги.

* * *

Изменение порядка чтения текста, предложенное мною ради облегчения понимания, разумеется, никак не отражает исходный смысл книги «Бардо Тхедол». А психологическое ее применение соответствует разве что некоему вторичному назначению текста, очевидно, не запрещенному ламаизмом. Собственной же целью этой необычной книги является попытка, крайне диковинная для образованного европейца двадцатого столетия, помочь обрести просветление усопшему, который находится в состоянии бардо. Католическая церковь – единственное место в мире белого человека, где еще возможно отыскать следы попечения о душах умерших. У жизнерадостного протестантизма имеются, собственно, лишь некоторые спиритические rescue circles

(кружки духовного спасения), призванные побудить умерших осознать, что те мертвы[66]

. Но в целом у нас на Западе нет ничего такого, что можно было бы сравнить с «Бардо Тхедол», не считая отдельных тайных сочинений, не попадающих в поле зрения широкой публики и официальной науки. В соответствии с традицией, текст «Бардо Тхедол», по-видимому, тоже нужно причислять к тайным сочинениям[67]. Как таковой он образует особую главу магического свода о «попечении души», действие которого распространяется на мир по ту сторону смерти. Этот культ мертвых зиждется, с рациональной точки зрения, на вере во вневременность души, тогда как иррациональной его основой выступает психологическая потребность живых сделать что-нибудь для усопших. Это элементарная потребность, которую перед лицом смерти близких и друзей испытывает даже самый просвещенный человек. Вот почему у нас повсюду соблюдаются обряды поминовения, независимо от степени просвещенности общества. Даже Ленину пришлось смириться с бальзамированием и роскошным мавзолеем, в духе какого-нибудь египетского владыки, и можно не сомневаться, что так случилось вовсе не по причине веры его соратников в телесное восстание из мертвых. Если оставить в стороне католические мессы по душам всех усопших, то окажется, впрочем, что наше попечение об умерших находится на зачаточной, самой низкой ступени, но не потому, что мы недостаточно убеждены в бессмертии души, а потому, что мы рационализировали эту душевную потребность сверх всякой меры. Мы ведем себя так, как будто у нас ее нет; не умея верить в посмертное существование, мы не делаем ничего вообще. Более наивное чувство воспринимает все серьезнее, и, как, например, в Италии, люди в страхе сооружают себе величественные и скорбные надгробия. Значительно выше стоит месса по душам всех умерших, которая прямо призвана обеспечить душевное благополучие усопших, а не выражать незатейливое удовлетворение сентиментов. Наивысшей же духовной щедростью по отношению к усопшему являются наставления книги «Бардо Тхедол». Они столь обстоятельны и приспособлены к «изменениям состояния» умершего, что внимательный читатель попросту не может не задаться вопросом, а не проникли ли те древние ламаистские мудрецы в четвертое измерение, сорвав покров с великих тайн жизни.