В частности, когда сформировался перенос, пациент уже мотивирован (сознательно или бессознательно), чтобы доставить терапевту удовольствие и быть любимым. Когда терапевт начинает аналитические сеансы, он незаметно устанавливает программу, которой внимательный пациент следует. Собственные интересы и намерения пациента вытесняются тем, что он считает необходимым и интересным для терапевта. Таким образом, начало сеанса с вопроса: «Как дела?», или «За эту неделю у вас были галлюцинации?», или «У вас возникли какие-то мысли относительно нашего прошлого сеанса?» – поставят пациента в пассивное положение, позволив тем самым обоим участникам терапевтического процесса игнорировать все соображения пациента. Достаточно часто в процессе терапии у пациента возникает ряд неприятных мыслей и чувств по отношению к терапевту. Молчание нередко будет способствовать проявлению таких непроговоренных переживаний, оповещая явственным потрескиванием в воздухе о надвигающемся сильном электрическом разряде.
В начале сеанса молчание создает возможность ощутить концентрированное напряжение в переносе. Если терапевт тормозит вербальное общение, особая боль и удовольствие, возбуждаемые пациентом, будут достигать его сознания. Это способствует осознанию контрпереноса.
Решающий вопрос здесь таков: как долго можно позволить длиться этому первоначальному молчанию? Я уже указывал, что в отдельных случаях оно может продолжаться достаточно длительное время, например, три месяца, как в приведенном выше случае. Но давайте рассмотрим обычный курс лечения. Большинство пациентов после короткого молчания будут начинать сеанс с изложения какого-то материала. Другие пациенты будут ждать и спрашивать терапевта, что бы он хотел от них услышать, или же жаловаться на скудость мыслей и чувств. Если это происходит в начале лечения, мы объясняем пациенту, что пытаемся следовать его образу мышления в той степени, в какой это возможно; если они расслабятся и будут говорить обо всем, что они переживают, это поможет терапии. Насколько это возможно, мы поощряем их игнорировать внутреннюю цензуру. Если пациент не может высказать то, что приходит ему в голову, мы по крайней мере можем говорить о существующем барьере в выражении мыслей. Если такое сопротивление выражению мыслей наблюдается на более поздних стадиях терапии, мы уже обладаем какой-то долей понимания, что позволяет интерпретировать его сопротивление или же, как в ряде приведенных примеров, проживать молчание вместе с пациентом. Некоторые чрезвычайно интересные пациенты в процессе всего терапевтического лечения больше молчат, чем говорят.
Я вам расскажу следующий забавный случай, но не потому, что рекомендую подход, используемый в нем, а чтобы продемонстрировать ту необычную роль, которую играет в данном случае молчание: