Английский журнал Defence Attache предлагает свою версию: KAL-007 действовал в контакте с космическим челноком «Челленджер». Аргумент – совпадение во времени: «Челленджер» тоже был запущен 31 августа, и в необычное время – ночью, а рейс 007 в аэропорту Анкориджа задержался с взлётом. Журнал с лёгкостью объясняет и согласованное молчание американских станций слежения. Вот эти строки: «…Что же касается авиадиспетчеров, следивших за полётом корейского авиалайнера, будь они гражданские или военные… они грубо нарушили свои обязанности, либо не поняв, что самолёту угрожает опасность, либо не прореагировав, когда эта опасность была обнаружена»[24]
.Подобные высказывания играли на руку советской пропаганде, они тут же подхватывались и соответствующим образом комментировались. Так, лондонский корреспондент ТАСС Н. Пахомов писал, что маршруты «Челленджера» и южнокорейского пассажирского Боинга «находились в идеальном положении относительно друг друга для выполнения координированной разведоперации» и что «космический челнок занимался прослушиванием советской системы ПВО».
Относительно возможных причин изменения курса KAL-007 представитель ассоциации пилотов гражданской авиации в Вашингтоне Джон Майзора пытается уверить мировую общественность, что здесь «можно предложить убедительное объяснение… не пытаясь искать объяснений потустороннего свойства». Убедительного объяснения, однако, не последовало. Что же касается «потусторонних свойств», то упоминание о них было сделано неспроста. Действительно, самолёт приближается к советской границе, а персонал американских станций слежения никак на это не реагирует. Если допустить, что между этими обстоятельствами нет связи, то на ум невольно приходит мысль о вмешательстве потусторонних сил.
Джеймс Оберг прекрасно сознаёт слабость американских аргументов. Он понимает, что совпадение во времени маловероятных обстоятельств низводит фактор случайности в событии до исчезающе малой величины. И вынужден сделать этакое акробатическое заключение: «При реконструкции подобных катастроф, связанных с современной техникой, всегда приходится сталкиваться с „маловероятными” или „невероятными” событиями, которые, тем не менее, произошли».
Слово «маловероятно» вполне корректно выглядело бы в приведённом предложении и без кавычек. Должно быть, Оберг взял его в кавычки, чтобы оправдать введение сюда и – тоже закавыченного – слова «невероятно». Здесь сотрудник НАСА явно ловчит. Почему ловчит, станет ясно из ниже приведённой истории, заимствованной из книги упомянутого выше математика Д. Пойя.
«Однажды в Неаполе преподобный Галиани увидел человека из Базиликаты, который, встряхивая три игральные кости в чашке, держал пари, что выбросит три шестёрки, и действительно он получил три шестёрки. Вы скажете, такая удача возможна. Однако человеку из Базиликаты это удалось и во второй раз, и пари повторилось. Он клал кости назад в чашку три, четыре, пять раз и каждый раз выбрасывал три шестёрки. „Sargue Вассо![25]
– вскричал преподобный Галиани. – Кости налиты свинцом!” И так оно и было…»Преподобный Галиани сделал в данном случае правдоподобное предположение. Дело в том, что игра в кости основана на случайности. Если игра ведётся честно, то в ряде бросков выпадают разные цифры. Но когда событие превзошло ту степень невероятия, которую люди рассматривают как сверхъестественную, его преподобие потерял терпение.
Москва тоже обвинила Вашингтон в нечестной игре. Ведь её, Москву, пытаются убедить, что в то самое время, как пилоты южнокорейского лайнера совершают ошибку, «ошибаются» и все диспетчеры американских станций слежения, военные и гражданские. Теперь понятно, почему сотрудник НАСА взял слово «невероятно» в кавычки; если это слово раскавычить, то как раз и открывается место для потусторонних сил: произошло невероятное!
«Великий эксперимент Эйнштейна»
Как-то Томас Таунсенд Браун раздобыл рентгеновскую трубку, чтобы узнать, какими свойствами обладают исходящие из неё лучи. Он подвесил трубку на чувствительном «балансире» и подключил её к электрической сети. Как не раз бывало в истории науки, обнаружилось совсем не то, что ожидал исследователь: каждый раз, когда включался электрический ток, трубка слегка покачивалась. Рентгеновские лучи были здесь ни при чём, и Браун подумал о другом виде энергии. Чтобы проверить догадку, он изменил условия эксперимента. Специально сконструированный прибор был положен на весы и подключён к источнику тока в 100 киловольт. Стоило замкнуть электрическую цепь, как прибор, в зависимости от полярности, терял или прибавлял около одного процента своего веса. Тогда Томас Браун подумал, что он ухватил за хвост неуловимую до сих пор гравитацию, и назвал свой прибор «гравитор». Хотя об изобретении сообщило несколько газет, никто из учёного мира на него не откликнулся, быть может, потому, что автор в то время был учащимся средней школы.