ПСС. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Изъ втораго хлбца священникъ вырзалъ другой кусочекъ, который долженъ былъ изображать память Богородицы, потомъ изъ третьяго хлбца вырзалъ девять кусочковъ, изображавшихъ память Іоанна Предтечи, апостоловъ, святителей, мучениковъ, преподобныхъ,²⁷⁵ безсеребрянниковъ, Іоакима и Анну и Іоанна Златоуста, уложилъ аккуратно вс эти кусочки въ три ряда съ лвой стороны серединнаго кусочка. Потомъ изъ четвертаго хлбца вырзалъ кусочки, поминая православныхъ христіанъ, и изъ пятаго хлбца вырзалъ такіе же кусочки, поминая умершихъ.

Потомъ священникъ взялся за поданные ему хлбцы съ книжечками. Изъ каждаго хлбца онъ выковыривалъ кусочекъ, клалъ на блюдо и читалъ написанныя въ книжечк имена, сначала живыхъ людей,²⁷⁶ а потомъ умершихъ.

Уложивъ вс кусочки, онъ покрылъ ихъ серебряной складной крышечкой въ вид

звзды и все покрылъ расшитыми салфеточками.

Когда все это было устроено, арестантъ подалъ священнику курительницу съ углями и ладономъ, и священникъ, перекрестивъ²⁷⁷ руку арестанта, – при чемъ арестантъ поцловалъ руку священника, – началъ махать курительницей, сначала передъ кусочками, а потомъ передъ всми изображеніями на дверяхъ и на перегородк, а потомъ передъ смотрителемъ тюрьмы, передъ его женой и наконецъ и передъ арестантами.

Потомъ священникъ²⁷⁸ началъ говорить молитвы, а хоръ изъ арестантовъ, за каждымъ молитвеннымъ прошеніемъ, высказаннымъ священникомъ, громко и протяжно плъ три раза: «Господи помилуй». Священникъ, не дожидаясь окончанія ихъ пнія, начиналъ новое прошеніе. Такъ что мало понятныя сами по себ славянскія слова прошеній уже совершенно не могли быть понятны за громкимъ и протяжнымъ пніемъ арестантовъ, повторявшихъ все одно и тоже: «Господи помилуй» и «подай Господи».²⁷⁹ Изъ всхъ прошеній чаще и громче всего повторялись прошенія о здоровь Государя Николая Александровича, его жены, родственниковъ, синода и архіерея. Потомъ, посл много разъ повторенныхъ такихъ молитвъ, изъ которыхъ чаще всего повторялись имена Государя Николая Александровича и Богородицы, дьячекъ, ставъ передъ средней дверью, прочелъ самымъ страннымъ голосомъ²⁸⁰ одну страницу изъ посланій апостола Павла, a посл дьячка священникъ прочелъ нсколько стиховъ изъ Евангелія. Посл

этого хоръ и дьячекъ запли самую непонятную и, если растолковать ее, то глупую и неумстную псню о херувимахъ, причемъ вс, начиная съ смотрителя и его жены, начали усердно креститься и кланяться, нкоторые стали на колни, а священникъ сталъ у средняго стола зa перегородкой и началъ надъ этимъ столомъ махать руками. Ему было неловко и трудно поднимать руки отъ надтаго на немъ парчеваго мшка безъ рукьвовъ, но онъ усердно длалъ это и даже опускался на колна и цловалъ столъ и то, что было на немъ.

Когда непонятная псня кончилась, священникъ, взявъ въ одну руку блюдце съ кусочками, а въ другую чашку съ виномъ, вышелъ изъ боковой двери и, выйдя на середину,²⁸¹ опять началъ поминать великаго государя Николая Александровича, потомъ жену его Александру Федоровну, потомъ мать и всхъ родныхъ, потомъ всхъ архіереевъ, потомъ махнулъ руками съ кусочками и ушелъ въ двери. И тутъ²⁸² смотритель и его помощникъ, а за ними и арестанты поклонились въ землю. Потомъ занавска задернулась, и опять начались прошенія о мир

,²⁸³ изъ которыхъ ничего не слышно было изъ за троекратнаго пнія: «Господи помилуй». Посл этого священникъ отдернулъ занавску, и хоръ заплъ: «врую во единаго Бога Отца» и т. д. Священникъ же взялъ обими руками салфетку и сталъ равномрно махать ею надъ золотой чашкой,²⁸⁴ предполагая, что хлбъ теперь уже не хлбъ, a тло, а вино не вино, а кровь. При совершеніи этого воображаемаго чуда священникъ сталъ поминать всхъ членовъ церкви, Богородицу и опять царя и его семейство.²⁸⁵ Потомъ, посл многихъ непонятныхъ словъ и псенъ священника о томъ, что Богъ не одинъ, а три и все таки одинъ, священникъ изъ за перегородки закричалъ что то изрядно о пресвятой Богородиц, и хоръ зап

лъ о томъ, что очень хорошо прославлять родившую Христа двушку Марію, которая удостоена большей чести, чмъ какіе-то херувимы и большей славы, чмъ какіе-то серафимы.²⁸⁶ Священникъ опять задернулъ занавску: «Святая Святымъ», снялъ салфетку съ блюдца, разрзалъ серединный кусочекъ на четверо и положилъ его въ вино и, вливая туда теплую воду, проговорилъ: «раздробляется и раздляется агнецъ Божій, раздробляемый и нераздляемый, всегда ядомый и никогда же изъдаемый», и посл этого онъ сълъ кусочки и выпилъ вино изъ чашки, а пвчіе громко пли непонятную²⁸⁷ псню. Потомъ священникъ вышелъ съ золоченой чашкой, въ которой были положены вс кусочки, и смотритель низко опустилъ голову, показывая тмъ, что онъ не дерзаетъ смотрть на то, что находится теперь въ золоченой чашк.