ПСС. Том 66. Письма, 1891 (июль-декабрь) — 1893

Признать всё существующее разумным это всё равно, что признать всякую линию соответствующей тому представлению,² которое мы имеем о геометрических линиях, т. е. отказаться от того, что дает единственный смысл жизни: значит совершить над собою нравственное самоубийство. Жизнь состоит только в движении к большему и большему совершенству. Движение это возможно только тогда, когда у нас есть идеал этого совершенства. Уничтожить же, или скорее закрыть умышленно глаза на этот идеал (так как уничтожить его нельзя), значит лишить себя возможности жизни. Избави нас от этого бог. Я понимаю, что большие внутренние страдания и соблазны привели вас к этому заблуждению, но надеюсь, что вы стряхнете с себя его и узнаете благо истинной жизни, никогда не отъемлемое от человека и состоящее в постоянном движении к большему и большему совершенству Отца, т. е. к Отцу.

Ваш Л. Толстой.

Печатается по копии из АЧ рукой T. Л. Толстой. Небольшой отрывок опубликовав в журнале «Жизнь для всех» 1911, 3-4, стр. 475—476. Дата копии подтверждается записью в Дневнике Толстого 23 мая (см. т. 52, стр. 79).

Федор Ильич Рыбаков (р. 1872) — сельский учитель в Воронежской губ. В 1893 г. работал на голоде в Бегичевке, где и познакомился с Толстым; автор воспоминаний, опубликованных под псевдонимом Юрий Пригорский: «Воспоминания о Толстом» — «Жизнь для всех» 1911, 3-4. стр. 470—476, и «Памяти великого человека» — «Воронежский телеграф» 1912, № 251 от 7 ноября.

Ответ на большое письмо Рыбакова от 11 мая 1893 г. из села Никольского, Нижнедевицкого уезда Воронежской губ., от которого сохранился только последний (25-й) лист.

¹ Иоганн Фридрих Шиллер (1759—1805). Приведенные Толстым слова принадлежат не Шиллеру, но Жан Жаку Руссо и точнее таковы: «Iln’y a de beau que ce qui n’est pas» («Прекрасно только то, чего нет»).

² В копии очевидная описка: представителю

466. Л. Л. и М. Л. Толстым.

1893 г. Мая 24. Бегичевка.

Взял у Тани письмо, чтобы приписать вам, но спать хочется и, вероятно, ничего не выйдет.

Очень хочется знать про вас. Здесь я вчера ездил в Козловку,¹

где всё очень хорошо. Сопоцько с Гардеичем оживленно, бодро, разумно и просто действуют. Я видел только их и их счета, а не видел народа. Но 3-го дня был долго в Татищеве.² Там очень серьезное получил впечатление: совестно стало, что не сам делаешь это дело, какое оно ни есть, пока оно делается. Больных 19 чел[овек] в тифе без призору, как всегда в нечистоте, полуголодные, и 6 чел[овек] умерло в продолжение меньше месяца. У Ерофея вся крыша сожжена, но старик и сироты одеты и чисты. Дети замореные грудные. У Королькова (помнишь, попрошайка) умерла жена 3-го дня, остался 7-недельный мальчик, и я знаю, и все знают, что он умрет.

³Всё больше и больше страдаю от лжи этой жизни и верю в ее изменение.

Таня тебе описывает Раевск[их] как бы с сочувствием, а мне Ваня жалок. Жалко его, с его отсутствием нравствен[ного] чутья, но с скромными чистыми вкусами, а ездок противен,⁴ совершенно независимо от всяких других обстоятельств. Ванину жизнь, с его наукой, посадками, пчелами жалко разрушать, а того — желательно.

Целую вас. Зовут ужинать. Попрошу Пошу приписать.

Впервые опубликовано в журнале «Современные записки», Париж 1926, XXVII, стр. 222—223, и в журнале «Печать и революция» 1928, 6, стр. 101. Приписка к датированному письму T. Л. Толстой.

¹ Козловка — деревня Ефремовского уезда Тульской губ., близ границы с Данковским уездом Рязанской губ.

² Татищево — большое село Данковского уезда Рязанской губ.

³ Абзац редактора.

⁴ Речь идет о П. И. Раевском.

* 467. Е. И. Попову.

1893 г. Мая 28. Я. П.

Дорогой Евг[ений] Ив[анович]. Вот что он пишет.¹ Я ему ответил,² прося его не печатать в Revue Bleu,³ и о том, что вы можете дать ему разъяснение, о том, что означают посланные ему две страницы 12-й главы.

Скоро ли вы окончите и приедете к нам? Мы 3-го дня вернулись из Бегичевки.

Л. Т.

Распечатываю письмо, чтобы дополнить ответ мой на ваш вопрос: можно ли передать статью Кудрявцеву?⁴ Я как будто уклоняюсь от прямого ответа, говоря, что я не имею ничего против распространения этого писания. Сущность моей мысли та, что я писал и пишу для того, чтобы сообщать мои мысли людям, и потому желаю наибольшего распространения их и потому никогда и никому не отказываю в сообщении того, что мною написано (я даже не знаю, хорошо ли делали мы, не сообщая всем желающим знать во время писания), но желаю в этом отношении поступать открыто, т. е. читать, говорить, давать переписывать, печатать открыто в русских типографиях, как я это сделал в «В ч[ем] м[оя] в[ера]»⁵ (если я этого не делаю теперь, то только п[отому], ч[то] это очевидно совершенно непроизводительная трата труда), и печатать за границей в подлиннике и переводах, но не желаю ничего делать скрывая, так, чтобы быть вынужденным говорить неправду.