Птичка на тонкой ветке

Что значит "не подходит в серию"? Почему "не подходит"? Разве писатель не имеет права на свободное изъявление своих мыслей? И разве в литературе "фэнтези" обязаны навечно воцариться Гарри Подтеры и прочие гоблины? Что, принеси вам даже Достоевский свой роман, вы скажете: "ах, какой несделанный детектив!", и прогоните прочь, как гоните меня?

А я пишу, между прочим, свои миры как они есть! И герои мои — не измышленные хоббиты, а живые, взятые из реальности, люди! И язычество и магию я учил по первоисточникам, а не по стандартам современных дроводелов!

Я не спал всю ночь, размышляя, что же скажу назавтра Главному. И теперь была самая пора подумать, что же в действительности ему скажу.

Хлопали двери подъездов. Люди торопились кто на работу, кто в школу. Теснились машины — у нас во дворе их не менее сотни штук, а проектировщики, как обычно, маракуют свои чертежи из расчёта "гладко было на бумаге…"

Со странным привкусом было кофе. Да, "было", а не "был"! Я всегда не терпел подобного укоренившегося насилия над языком!

Резкий звук сирены пронёсся над двором. Мимо рвущихся на проспект машин пробиралась "неотложка". Чувство тревоги пронзило меня. Хотя, что тут особенного? Кому-то в утро сделалось плохо, а, мэй би, кто-то и отдал концы. "Умер под утро, во сне, тихо и незаметно…" Хотел бы и я когда-нибудь так же…

Машина "скорой помощи" причалила к моему подъезду. Что ж, поглядим, кто будет на этот раз.

Эх, доктора, доктора! Здесь, рядышком, на ваших близоруких глазах погибает человек, великий писатель своего времени, чьего мастерства и умения никак не признают безграмотные чиновники от литературы! А чего им всем, собственно, нужно? Чтобы автор был в состоянии сам оплатить издание своих трудов! Коммерция, ребятушки, коммерция!

Санитары несли из дверей подъезда носилки, покрытые белой простыней. Вместе с ними поторапливался врач, что поддерживал на лице лежавшего кислородную маску…

Я приблизился к носилкам. Интересно, но моего вмешательства никто не заметил, когда я нагнулся и помог втолкнуть носилки в карету. Я бросил взгляд на лицо того, кто находился в них…

И тут же меня закрутило-завертело, подняло-приплюснуло!..И я понял, кто лежал на этот раз в носилках!

И я оказался в этом самом лесу…

…где и повстречал меня задумчивый светловолосый молодец лет двадцати пяти.

2

Покуривая трубочку, посматривал он в мою сторону, ничему, казалось, особенно не удивляясь. Казалось, для него люди материализуются из воздуха каждый божий час, и что в том такого особенного?

Я огляделся. Ни домов, ни машин, ни носилок с моим же бездыханным телом…

Лес, лес, и сосны до небес… Быть может, это и есть тот самый пресловутый "тот свет"?

И что прикажете делать дальше?

Вся эта сцена напомнила мне известный эпизод из "Рая без памяти", отца и сына Абрамовых. Когда-то я был знаком с сыном и удостоился чести получить автограф этого мастера…

Чтобы удостовериться, что всё это не сон, я посмотрел на свою ладонь. Ладонь была как ладонь, и обручальное кольцо было на месте. Я ущипнул себя за палец — было больно…

— Тоже чего-то хлебнул, бедолага? — сочувственно спросил парень.

Одет он был по-походному: прочный, крепко сшитый костюм, крепкие, с широкими носами, сапоги. В руках тяжёлый двухметровый посох, резьба на котором показалась мне знакомой.

Точно такие же цветки, и руны, и дракончики были на посохе Таргрека…

— А это и есть посох Отшельника, — улыбнулся он. — Ну-ка, покажи, что выпил.

Я совсем забыл, что всё ещё держу в руке чашечку с остатками кофе на донышке.

— М-м-м! — сказал он, испробовав холодного кофе и сплюнув на землю. — Похоже, да не то. Ты не загадывал желания?

Только тут до меня дошло: он говорил на незнакомом мне языке, однако всё сразу было понятно. Я отрицательно покачал головой.

— Посиди, погрейся у костра, — предложил он, поднимаясь с бревна. — Смеркается, а дров у нас маловато. Ты, вообще-то, кто будешь, откуда? Как зовут?

— Леонтий Зорох, писатель.

— Кто?!. Хм-м… — его пронзительные серо-голубые глаза так и впились в меня. — Линтул Зорох? Сам Линтул Зорох Жлосс?

Меня никогда так не звали.

— Н-нет. Просто… Леонтий. Можешь… называть меня так.

— Ваша скромность делает вам честь, сударь.

И он задумчиво затянулся трубкой.

— Писака, значит?

Я промолчал. Как-то странно, уважительно произнёс он грубое слово "писака".

— Ну, да, — продолжал он и завершил:

— Вот ты-то мне и нужен. Я — Тинч Даурадес! — протянул он мне руку, на запястье которой был наколот дельфин, обвившийся вокруг якоря. — Художник, иллюстратор, олеограф, ну… скульптурой занимаюсь иногда. Рисую неплохо, но Хэбруд… редактор… задал мне задачку, написать воспоминания. Может, договоримся? Я расскажу, а ты распишешь, как и что… Искал я вдохновения и загадал желание… Но, признаться, никак не думал, что вдохновение может приходить просто так, на двух ногах.

Интересно, откуда он знает о Таргреке? Ведь я же выдумал его, Таргрека-Отшельника!

— Вы…

Он как-то очень неожиданно легко переходил от простецкого "ты" на вполне уважительное "вы". Впрочем, для тагркоссцев это вполне обычный способ вести разговор…