Слушая сестру с замиранием сердца, я чувствовал, что ноги у меня подкашиваются.
— Они с таким аппетитом едят, лапочки! Знаешь, они выпивают по две бутылочки за каждое кормление!
Я в ужасе бросился в спальню и вытащил из-под кровати коробку. Так и есть: в ней лежали четыре моих ежонка, объевшиеся без всякой меры. Желудки у них раздулись до того, что они могли едва-едва шевелить ножками, а уж о том, чтобы сделать хоть шажок, не могло быть и речи. Они превратились в розовые бурдючки с колючками, полные молока. Ночью все четверо поотдавали концы, и Марго долго и безутешно рыдала над взбухшими от молока безжизненными тельцами. Но скорбь сестрицы вовсе не доставляла мне радости: я горевал от мысли, что никогда не услышу, как мои питомцы послушно семенят за мною по оливковой роще. В назидание своей сестре, слишком потворствовавшей лакомкам, я выкопал в саду четыре могилки, водрузил над ними четыре крестика на вечную память и четыре дня не разговаривал с Марго.
Впрочем, мой траур по ежатам продолжался недолго: как раз тогда с триумфом вернулись на тридцатифутовой яхте Дональд и Макс, и Ларри ввел в наш круг капитана Крича.
Мы с мамой очаровательно провели день в оливковой роще — она собирала дикие цветы и травы, а я ловил только что вылупившихся бабочек. Усталые, но счастливые возвращались мы на виллу попить чаю. Но как только вилла оказалась в пределах нашей видимости, мама вдруг замерла на месте как вкопанная.
— Кто это сидит у нас на веранде? — спросила она.
Я в это время занимался тем, что бросал палки собакам, так что до меня не сразу дошло, о чем она спрашивает. Присмотревшись, я увидел на веранде странную фигуру в мятых парусиновых штанах.
— Так кто бы это мог быть? Не видишь? — взволнованно продолжала мама.
В это время она жила в страхе, что управляющий банком, где были наши вклады, вот-вот нагрянет на самолете из Англии на Корфу из-за нашего превышения кредита. Вид незнакомой фигуры на веранде усугубил ее опасения.
Я тщательно рассмотрел чужака. Он был почтенного возраста, почти совершенно лысый, а те жалкие волосинки, что украшали заднюю часть его черепа, были длинными и тонкими, как пушок семян чертополоха на закате лета. У него были также одинаково неопрятные борода и усы. В общем, оценив его внешний вид, я заверил маму, что этот странный гость никак не может быть управляющим банка.
— Боже мой, — разволновалась мама, — у нас гость, а у меня абсолютно ничего нет к чаю. Но кто бы это мог быть?
Между тем гость, который сладко посапывал на веранде, вдруг проснулся, едва мы приблизились, и уставился на нас.
— А-а! — внезапно вскричал он, да так, что мама споткнулась и едва не упала. — А-а! Так вы, насколько я понимаю, мамаша Даррелл, а этот отрок, по всей видимости, ваш сын! Ларри мне все про вас рассказал! Ну что ж, добро пожаловать на борт!
— Боже мой, — прошептала мне мама, — это опять кто-то из Ларриной компании.
Когда мы подошли ближе, я смог разглядеть более чем экстравагантное лицо гостя. Оно было пунцовым и покрыто мясистыми наростами, отчего походило на грецкий орех. Что же касается его носа, то, по всей видимости, в какой-то момент жизни он получил столько могучих ударов, что теперь свесился, словно змея. Его челюсть, как видно, разделила ту же судьбу и была скошена набок, как если бы была привязана к мочке уха невидимой нитью.
— Рад видеть вас, — заявил гость таким тоном, будто это он был хозяином виллы. — Мать, да ты, оказывается, ничего деваха! И выглядишь лучше, чем рассказывал твой сын.
Мама остолбенела и выронила один анемон из букета, который держала в руках.
— Да, — молвила она с холодным достоинством, — я миссис Даррелл, а это мой сын Джеральд.
— Моя фамилия Крич, — сказал старик. — Капитан Патрик Крич. — Он сделал паузу и аккуратно и смачно сплюнул через перила веранды прямо на любимую мамину клумбу с цинниями. — Ну так что ж? Добро пожаловать на борт! — повторил он, излучая радушие. — Рад познакомиться!
Мама нервозно прокашлялась.
— Мой сын Лоренс здесь? — спросила она, принимая мелодичный, аристократический тон, которым пользовалась только в моменты крайних потрясений.
— Нет, нет, — отозвался капитан Крич, — я оставил его в городе. Он сказал, чтобы я пришел сюда на чай. Он сказал, что скоро сам прибудет на борт.
— Что ж, — изрекла мама, мужественно встречая невзгоды, — если вы подождете немного, я напеку ячменных лепешек.
— О, ячменные лепешки? — выдохнул капитан Крич, устремив на маму столь сластолюбивый взгляд, что она выронила еще два цветка из букета. — Обожаю ячменные лепешки! И женщин, столь умелых на камбузе.
— Джерри, — холодно произнесла мама, — займи капитана Крича, пока я приготовлю чай.