Публикации в журнале «Нева»

Монферран действительно умер едва ли не сразу после окончания строительства Исаакиевского собора. По преданию, в торжественный день освящения храма император Александр II в присутствии двора, многочисленных вельмож и приглашенных сделал будто бы замечание архитектору «за ношение усов» — привилегию, которой пользовались исключительно военные. «Пораженный неприязненным отношением императора, Монферран почувствовал себя дурно», ушел домой и спустя месяц умер. Будто бы от этого.

Согласно другому, столь же интригующему преданию, смерть зодчего наступила по другой причине. В скульптурном декоре Исаакиевского собора есть группа христианских святых, почтительным наклоном головы приветствующих появление Исаакия Далматского, святого, которому посвящен собор. Среди них есть и скульптурное изображение Монферрана с моделью собора в руках — своеобразный автограф зодчего — прием, широко известный в мировой архитектурной практике. Во время освящения храма один из приближенных угодливо обратил внимание императора на то, что все святые преклонили головы перед Исаакием Далматским и только архитектор, преисполненный гордыни, не сделал этого. Государь ничего не ответил, однако, проходя мимо архитектора, руки ему не подал и не проронил ни слова благодарности. Тот не на шутку расстроился, ушел домой до окончания церемонии, заболел… и через месяц скончался.

Действительной причиной смерти Монферрана, по свидетельству его лечащего врача, стал «острый приступ ревматизма, наступивший после перенесенного воспаления легких». В завещании Монферран просил похоронить себя под сводами своего главного детища — Исаакиевского собора. Если верить фольклору, ему, католику по вероисповеданию, было отказано в погребении в православном храме. В Исаакиевском соборе состоялась только панихида. Затем тело зодчего обнесли вокруг собора. Отпевание же происходило в католическом костеле Святой Екатерины на Невском проспекте. Вскоре вдова Монферрана увезла его тело во Францию. Впоследствии могила зодчего затерялась. И место его погребения до сих пор остается неизвестным.

Между тем, если верить современному городскому фольклору, призрак великого зодчего время от времени появляется на ступенях православного собора. Фольклор утверждает, что темными ночами его можно увидеть прогуливающимся под колоннами в темном, похожем на пальто сюртуке. Правда, если начать вглядываться в тень зодчего пристальнее, она исчезает.

Связь творения со смертью его создателя красной нитью пронизывает многие сюжеты городского фольклора. Вот и автор декоративного убранства Аничкова моста знаменитый скульптор Клодт, по утверждению молвы, не избежал этой участи. Находясь на мосту, обыватели пытаются разгадать тайну смерти скульптора. Ее напрямую связывают со скульптурой моста. Будто бы однажды, услышав от некоего «доброжелателя», что у двух из четырех коней отсутствуют языки, скульптор так расстроился, что замкнулся, стал сторониться друзей, в конце концов заболел и вскоре умер. Будто бы от этого.

И архитектор Антоний Томишко, если верить фольклору, пострадал от своего детища — следственной тюрьмы «Кресты», которую он построил на набережной правого берега Невы. По окончании строительства архитектор был вызван на доклад к императору. «Я для вас тюрьму построил», — не очень удачно сформулировал свою мысль зодчий. «Не для меня, а для себя», — раздраженно прервал его царь. Если верить преданию, архитектор был заживо замурован в одной из камер, дабы никому не достался секрет планировки знаменитой тюрьмы. Согласно многочисленным и противоречивым тюремным толкам, количество камер в «Крестах» колеблется от четырехсот до тысячи. Причем при попытках назвать точную цифру всегда говорят о 399 или 999, никогда не пользуясь круглыми числами. А та, о которой умалчивают, как раз и есть легендарная гробница несчастного архитектора.

В 1893 году Россию потрясла смерть Петра Ильича Чайковского. Тайна внезапной смерти пятидесятитрехлетнего, полного физических и творческих сил композитора вот уже больше столетия будоражит умы соотечественников. По официальной версии, Петр Ильич Чайковский умер от холеры, проболев всего несколько дней. Поздним вечером 20 октября 1893 года, по окончании концерта, в окружении близких друзей, разгоряченный выпавшим на его долю успехом, он, согласно преданию, зашел в ресторан Лернера, который располагался в то время в помещениях знаменитой в пушкинское время кондитерской Вольфа и Беранже, что на углу Невского и Мойки. Попросил подать стакан воды. «Извините, кипяченой нет», — ответили ему. «Так подайте сырой. И похолодней», — нетерпеливо ответил композитор. Сделав всего один глоток, он поблагодарил официанта и вернул стакан. Глоток воды якобы оказался роковым. Сохранилась легенда, что вода была кем-то отравлена сознательно — не то злодеем, не то завистником.