Пуговица Дантеса

И разухабистый «ванька», понимающе кивнув головой, гнал с ветерком в одну и ту же сторону – на Мойку. Туда, где до самой ночи наблюдалось настоящее столпотворение – десятки, сотни, тысячи людей… Молодых и старых, знатных и оборванцев, известных и совсем простых людей – всех их объединил единый патриотический порыв. «Умер Пушкин!» – говорили друг другу, словно не веря в собственные слова, и, не стыдясь, вытирали слёзы.

– Грят, слышь-ко, мусье один стрельнул… – перешёптывались в очереди, выстроившейся для последнего прощания. – То ли француз, то ли голштинец…

– Слышал, голландец, – усомнился кто-то.

– Да нет, из французов убивец-то, – поправил третий. – Какой-то Нехренен, што ль. Одно слово, нехристь…

Отпевали поэта в скромной Конюшенной церкви. Власти убоялись большого скопления людей – пугали толпы народа, возмущённых убийством поэта. В храм пускали только по пропускам. Собравшиеся вокруг церкви роптали.

А.И. Тургенев, 1 февраля 1837 года:

«1-й час пополудни. Возвратился из церкви Конюшенной и из подвала, в здании Конюш., куда поставлен гроб до отправления. Я приехал, как возвещено было, в 11 час., но обедню начали уже в 10½. Стечение было многочисленное по улицам, ведущим к церкви, и на Конюшенной площади; но народ в церковь не пускали. Едва достало места и для блестящей публики. Толпа генерал-адъютантов, гр. Орлов, кн. Трубецкой, гр. Строганов, Перовский, Сухозанет, Адлерберг, Шипов и пр., послы французский [и испанский] с расстроганным выражением, искренним… Австрийский посол, неаполитанский, саксонский, баварский, и все с женами и со свитами. Чины двора, министры некоторые: между ними и – Уваров: смерть – примиритель. Дамы-красавицы и модниц множество; Хитрово – с дочерьми, гр. Бобринский, актеры: Каратыгин и пр. Журналисты, авторы, – Крылов последний из простившихся с хладным телом… Молодежи множество. Служил архим.[андрит] и 6 священников. Рвались – к последнему целованию. Друзья вынесли гроб; но желавших так много, что теснотою разорвали фрак надвое у к. Мещерского. Тут и Энгельгардт – воспитатель его в Царскосельском Лицее; он сказал мне: 18-й из моих умирает, т. е. из первого выпуска Лицея. Все товарищи поэта по Лицею явились. Мы на руках вынесли гроб в подвал на другой двор; едва нас не раздавили» [24].

Перед тем как закрыли гроб, Жуковский и Вяземский положили туда по перчатке, словно отдав другу часть своей души…