«…Получив письмо от неизвестного, в коих он виновником почитал Нидерландского Посланника, и узнав о распространившихся в свете нелепых слухах, касающихся до чести жены его, он в ноябре-месяце вызывал на дуэль Г-на Поручика Геккерена, на которого публика указывала; но когда Г-н Геккерен предложил жениться на свояченице Пушкина, тогда, отступив от поединка, он, однако ж, непременным условием требовал от Г-на Геккерена, чтоб не было никаких сношений между двумя семействами. Невзирая на сие, Гг. Геккерены даже после свадьбы не переставали дерзким обхождением с женою его, с которою встречались только в свете, давать повод к усилению мнения, поносительного как для его чести, так и для чести его жены. Дабы положить сему конец, он написал 26 января письмо к Нидерландскому Посланнику, бывшее причиною вызова Г. Геккерена. За сим Пушкин собственно для моего сведения прочел и самое письмо, которое, вероятно, было уже известно Секунданту Г. Геккерена…» [12]
Итак, подполковник Данзас называет вещи своими именами: волокитство Дантеса за Натальей Николаевной продолжалось вплоть до роковой дуэли – то есть и после заключения брака Геккерена с Екатериной Гончаровой, свояченицей Пушкина. Обвиняет он и приёмного отца убийцы – «Нидерландского Посланника», сыгравшего в сей драме не последнюю роль.
Допрос Константина Данзаса полностью открыл глаза членам комиссии военного суда. Пришло понимание того, что показания Дантеса-Геккерена фальшивы – они попросту ложны и недостоверны. И если ухаживания француза, как уверял Данзас, продолжались и после свадьбы, всё остальное становилось очевидным и понятным – и раздражительность мужа, и его гневные письма, и дуль, ставшая для Пушкина роковой. Ведь случись подобное с каждым из них, понимали члены суда, любой поступил бы точно так же: поединок являлся единственным выходом из тупика!
Изменение отношения судей к происходящему заметно уже на следующем заседании, 12 февраля. Члены комиссии, пытаясь выудить правду у самого подсудимого, задают ему вполне конкретные вопросы: