Пуговица Дантеса

Смыть позор в случае обнаружения «кольчужки» Дантес не смог бы никогда. Ни он сам, ни его дети и даже внуки… Из чувства омерзения к такому никто не только ни разу бы не вышел с ним к барьеру, но и здороваться перестал. Зачем тогда вообще жить? Не лучше ли раз рискнуть, чем всю жизнь ходить оплёванным?..

Вот, господа, что для настоящего дворянина значила дуэль. А для «ненастоящего», спросит кто-то? «Ненастоящие» просто-напросто не стрелялись: откупались, судились, обливали друг друга грязью…

В тот день, 27 января 1837 года, у Чёрной речки сошлись «настоящие». Так что «кольчужку» фантазёры-любители пусть оставят при себе…

* * *

Князь П.А. Вяземский (из «Старой записной книжки»):

«Был у меня приятель доктор, иностранец, водворившийся в России и если не обрусевший (от инокровного и иноверного никогда ожидать нельзя и не нужно совершенного обрусения), то, по крайней мере, вполне омосквичившийся. Он был врачом и приятелем всего нашего московского кружка, до 1812 года и долго после того. Он был врач не из учёных, хотя и питомец итальянских медицинских факультетов, когда-то очень знаменитых, но он был из тех врачей, которые нередко исцеляют труднобольных. Глаз его был верен, сметлив и опытен. Если не было в нем много глубоких теоретических и книжных познаний, но зато не было и тени шарлатанства и беганья, во что бы то ни стало и часто не на живот, а на смерть, за всеми хитросплетенными новыми системами… К тому же… он имел душу, сердоболие, неутомимое внимание за ходом и разносторонними видоизменениями болезни, веселые приемы и совершенно светское обращение. Могу говорить о нем с достоверностью и досконально, потому что два раза, в труднейших и опаснейших болезнях, был я в руках его, и оба раза я… оттолкнул мрачную дверь гроба и остался, как вы видите, на земле, чтобы прославлять имя моего земного спасителя. Он был не лишний и у постели больного, и за приятельским обеденным столом. Во всяком случае, мы выпили с ним более вина, нежели микстур, им прописанных. […]