Пуговица Дантеса

Прибыв на Мойку (через час после того, как туда привезли раненого), хирург осмотрел рану, потом сделал перевязку. Таким образом, от момента ранения до первой квалифицированной перевязки прошло целых два часа. Что было до этого, мы знаем: тяжелораненый истекал кровью, замерзал в снегу, трясся в санях и повозке…

Однако ранение оказалось слишком серьёзным, чтобы ограничиться только перевязкой. Состояние раненого оставалось тяжёлым. Задлер послал за докторами Арендтом и Саломоном…

Третье. После семи вечера на Мойку приезжают лейб-медик Н.Ф. Арендт и домашний доктор семьи Пушкиных И.Т. Спасский. С этого момента именно доктор Арендт будет руководить лечением.

Доктор медицины Николай Фёдорович Арендт (1786–1859) являлся лейб-медиком Николая I; тайный советник, имевший богатейший опыт лечения раненых во многих сражениях; первым из хирургов выполнил перевязку аневризмы подвздошной артерии. Участник Отечественной войны 1812 года и заграничного похода русской армии.

После осмотра раны Пушкина Арендтом было диагностировано проникающее ранение брюшной полости в нижней части живота и назначена консервативная терапия. С самого начала вопрос об операции не ставился.

Ну а далее начинается череда нелепых закономерностей (или закономерных нелепостей?), приведших к трагедии.

Итак, вокруг тяжелораненого топчутся растерянные лекари. Об их растерянности говорит хотя бы тот факт, что, кроме перевязки, никто, в общем-то, не может предложить конкретного лечения. Основная тактика – наблюдение за состоянием пациента. При всём уважении к именитым докторам, налицо преступная халатность: лечат больного, не соизволив оформить на него элементарную медицинскую документацию! Так вот, скорбный лист (предтеча современной истории болезни) по факту ранения А.С. Пушкина так никто и не удосужился завести. Чем лечили, какими дозами, динамика состояния здоровья и эффективность лечения – всё исключительно на совести лекарей, толкавшихся у постели умирающего поэта.

Судить о происходящем в те дни в доме на Мойке, 12, можно лишь по сохранившимся запискам докторов Шольца, Спасского и Даля. Другое дело, что это были именно записки, не имевшие ничего общего с настоящим скорбным листом. По сути, беллетристика…

Записка доктора Шольца:

«27-го Января в 6¼ ч., Полковник Данзас приглашал меня к трудно раненому, Александру Сергеевичу Пушкину.