Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь

Странное это было ощущение! Я уже был погружен в прострацию, в нирвану, моя душа почти что воспарила на всей суетой, кружение рыб загипнотизировало, холод отступил – очевидно, так внушительна была сила медитации. И вдруг я вновь окунулся в невообразимый шум и гам: меня втаскивали на борт большой яхты какие-то загорелые люди. Они содрали с меня одежду, накрыли пледом, влили в рот спиртное. Ноги мои дрожали, колени подгибались, как у новорожденного оленя. Я опустился на горячие доски, но меня тотчас подхватили под руки и внесли в каюту. Ближе к носу яхты на палубе я заметил огромную рыбищу и сразу узнал в ней свою «черноглазую». Несколько матросов вспарывали ей брюхо острыми мачете. Глаз все так же смотрел на меня, он был слегка помутневшим, не блестящим, как в воде, но таким же пустым и черным, как вход в нору. Только сейчас я ужаснулся пасти и размеру рыбины. Голова ее трепыхалась, лезвия двигались вдоль брюха, как по маслу, и на брезент выползали скрученные змеи кишок. Я не мог выдержать этого зрелища. Вот тебе и «ключи от мира»… Все было кончено.

Позже хозяин яхты, мальтиец, рассказал, что вначале с борта увидели стаю акул, плавающую кругами, и сбросили в море приманку – кусок бычьей печенки, насаженной на огромный крюк. А уж позже заметили меня.

В море, как выяснилось, я провел двое суток. Когда я лежал в госпитале Хамруна, ко мне приходили корреспонденты. Но говорил я неохотно, и мальтийские газеты обошлись небольшими заметками в разделе «происшествия». Я хотел, чтобы обо мне поскорее забыли. По ночам мне снились рыбы, не тронувшие меня. И долго преследовало око «черноглазой»…

…С тех пор я ничего не воспринимаю как знаки судьбы. Иначе каждый мой шаг превратился бы в навязчивую идею. Там, в море, я пережил эмоции гораздо бóльшие, чем могу описать на бумаге или рассказать психиатру. Если бы все это можно было охарактеризовать метафорически, я бы сказал, что это было библейское приключение. Иначе откуда появилась эта любовь на просторах открытого моря, в минуты, когда логичнее было бы визжать от ужаса? И «восставшая из сна» рыба, привлекшая внимание моих спасителей и принесшая себя в жертву? И «кино» моей жизни, стремительно пронесшееся на экране неба? Иногда Бог, если он, конечно, существует, делает странные вещи: вместо того чтобы спасать что-то действительно ценное, дает жизнь всему незначительному. И в этом, по-моему, нет ничего справедливого: невзначай награжденный слесарь измучается, ломая голову над своим предназначением, в то время как в каком-нибудь парализованном мальчике умрет гений…

* * *

– Это была большая белая акула – Carcharodon carcharias, – задумчиво произнес Эджидио, когда я закончил свое повествование (надо признать, что описал я все немного не так, как было на самом деле, – скорее, мой рассказ был похож на юмореску. Не стану же я портить пикник какими-то ужасами!). – Тебе очень повезло, Майкл. Если бы ты знал об этих чудищах больше, ты бы сошел с ума от страха.

Мы сидели у костра, густой вечер уже окутал остров. Пора было отправляться в обратный путь.

– Значит, Майкл мог погибнуть? – глаза Марии де Пинта были расширены, в них плясали язычки пламени.

– Вообще-то об акулах ходит много ложных слухов, – сказал Эд. – Хотя белая считается самым свирепым хищником. Но на людей они нападают в крайне редких случаях, разве что бывают очень голодны. Просто твоя, очевидно, успела полакомиться кем-то другим. К тому же у этих тварей есть способность долго держать пищу непереваренной в желудочном мешке.

– Ужас какой! – воскликнула Сибилла и невзначай прижалась к его плечу. – Но они могли бы заглотнуть Майкла в этот мешок – до следующего раза…

– Я думаю, что Майкл просто умудрился усыпить их своими замедленными движениями. Такое бывает. Кстати, на кончике акульего рыла расположены так называемые ампулы лоринзини. И если белую медленно погладить по носу – она засыпает и даже может перевернуться на спину…

– Мне не пришло это в голову… По-моему, пора собираться, – сказал я.

Мы загасили костер, сложили пустые бутылки и банки от пива в пластиковые пакеты и спустились к яхте. С берега были видны каменные укрепления Валлетты и Флорианы, чуть поодаль горстью огней раскинулся увеселительный район Пачевиль. Все было слишком бутафорское, будто декорации к фильму «Гладиатор», который, кстати, снимали именно здесь. Я вдруг подумал, что вкус картошки, рыбы и овощей совершенно другой, обманувший все мои радужно-ностальгические воспоминания. А Эджидио-акула совершенно неожиданно обманул ожидания Сибиллы, заглядываясь на невзрачную Марию де Пинта, а я обманул ожидания Марии де Пинта, потому что весь вечер просидел как пень на камнях, то разжигая костер, то занимаясь столом, то ухаживая за Сибиллой. А в общем, я обманул их всех, этих милых и добрых людей, моих друзей – потому что мне уже никогда не быть таким, каким меня знали другие. И еще потому, что я думал о женщине, приехавшей издалека.

Когда мы отчалили, я испытал радость от того, что завтра – рабочий день и я смогу перечитать еще пару абзацев из книги.