«Считанные дни остались до пуска фабрики. От каждого зависит многое. Нынче на стройке нет мелочей. Все должно быть подчинено пуску. К сожалению, не все понимают это, и прежде всего вы, товарищ Легашов. Подумаешь, скажете, не дал машину, чтобы отвезти домой монтажников с работы. Не маленькие, пешком дойдут.
Вы, товарищ Легашов, тоже не маленький. Но предпочитаете ездить на машине. А ежели говорить просто, то по вашей вине, товарищ Легашов, монтажники из бригады Ковалева потеряли несколько часов драгоценного отдыха».
Перед этим Юра рассказал по штабному радио, что «на корпусе крупного дробления закончена укладка путей у бункеров загрузки: к приему первой руды мы готовы. Отлично потрудилось на сборке и крепеже рельс звено Коли Чумака. Особенно нужно отметить электросварщиков Уткина и Баранова, которые несколько суток не покидали рабочего места, сменяя друг друга. Им — наш музыкальный привет! (Тут шла музыкальная заставка: «Комсомольцы двадцатого года...») Электромонтажники Тулаева и Комарова закончили наладочные работы на двух подстанциях: можно прокручивать готовые механизмы. Такой успех подстегнул монтажников Миши Кротова: без газоочистки не пустить сушку и фильтрацию, они это хорошо понимают. Все остальные работы на этих линиях в основном закончены, оставались только чистые полы, но сегодня ночью бригада Юркова уложила последние кубы бетона. Суровцев и Мережкин закончат натяжку ленты на двухсотметровом конвейере, осталась — вулканизация. Ребята, вы слышите нас?! Это для вас мы передаем новую песню Колмановского «Я люблю тебя, жизнь!»
Слово «сдержат», так же как и «сделать», Юра тогда писал через «з», но действовал начальник штаба, молодой коммунист, очень грамотно:
«Хотели и для вас, товарищ Легашов, подобрать соответствующую мелодию, но, к сожалению, в нашей фонотеке такой не нашлось».
Иной раз Юра менял окраску передач, и делал это весьма умело:
«Чудесная погода сегодня на стройке, давно уже не было такого ясного солнышка. Без него нам не обойтись, и решило солнце наконец-то заключить с нами союз на взаимопомощь. Оно помогло выявить недостатки, которые долго прятались. Недоделки «Севэкскавации»: грунт осел, засыпали на скорую руку. Вы слышите нас, товарищ Окладников? Вам прибавилось работы, иначе не только строители, но и сам черт ногу сломит.
В бункере загрузки небрежно выполнена футеровка, листы подогнаны неплотно. Эксплуатационники не принимают. И правильно делают: ведь никто не говорил, что нужно давать количество в ущерб качеству.
Три раза давались приказания: «Покрасьте емкости!» — и все эти разговоры идут на ветер, а изолировщики не могут приступать. Так когда же, в конце концов, товарищ Логинов, вы, начальник участка, выполните то, что вам приказано?!
Солнечный лучик сгорел от стыда на пульпонасосной: самый отстающий объект ставит под угрозу пуск всей технологической нитки. Мы обращаемся к вам, товарищи Каравашков, Левитан, Панкин! Вы слышите нас? Когда же, наконец, перестанут вас склонять? Фабрика накануне пуска. Неужели вы не понимаете?»
В нынешнем комсомольском комитете стройки берегут те мельниковские листы: серая и тонкая бумага, знакомые размашистые буквы, красные чернила, будто кровью сердца написано. «Наша история», — говорят. Стремительна хибинская новь: для них это уже история, как и то, что было полвека назад.
Секретарь Гриша Кузьминский — высокий, беспокойный, лицо юношеское, понятливое. С виду он хрупковат. Только когда жмет руку, «по-комсомольски» фиксируя пожатие, становится понятно: сила естью На месте не устоит: весь в движении. Забираемся в «газик» с брезентовым верхом. Прохладно. Гриша сгибается, сидит, будто на корточках, будто на минуту присел и сейчас же вскочит. Думаю про себя, что и я, двадцать-то лет назад, будучи в его положении, тоже деятельно подпрыгивал. На двери нашего комитета было прикноплено: «Входите без стука».
Въезжаем в Апатиты, наш молодежный новый город. Припоминаю тут первые дома, мы сразу их ставили каменными. Я особенно люблю этот город зимой, когда все бело, деревья легкие, пушистые. Краски кругом — чистейшие, нежные акварели. Теперь в этом городе приезжий может заблудиться, появился и центр, и даже окраины. Есть у нашего города и ворота — с флагштоками и куском апатитовой руды.
В белесом просвете полярной ночи — пригоршни огней. В городе — лампы дневного света. Они будто излучают тепло. Свет придает Апатитам уют. На улице как в квартире. И замирает сердце, будто входишь под родительский кров после дороги волнений.
Полдень... Бледно-голубое небо вдруг зажелтело полосами на востоке. Полосы.расширяются — и лес на золотом фоне становится очень четким. Полосы краснеют, а из-за деревьев вырывается прямой лучик, похожий на свет от фонарика. Два луча, три — и вот уже словно запылал кузнечный горн. Солнце чистого расплава, без примесей, окрасило горизонт. Это всего лишь ярко-красный краешек диска в первой декаде января, но как теплеет сердце.