Пульс Хибин. Сборник

— Ты все спрашиваешь: что происходит? — говорит мне Миша Калацкий. — Что происходило, то и происходит. Только на новом, качественном витке спирали. А что пробиться к нам труднее, чем в Кольский филиал Академии наук, это правильно. А как же иначе! Мы тут тоже не дурака валяем. Сережка, сын мой, армию отслужил — напросился в бригаду. Взяли. Не жалеем — ни он, ни мы... Так жизнь нас и правит по своему руслу. Я сейчас плавательный бассейн строю. Приезжай к Новому году: тут искусственное солнышко будет, поплаваем, позагораем!..

Всегда приятно мне получать письма от Калацкого, но это было особенным: «В моей жизни произошло неповторимое событие. Вчера я был участником вечера, посвященного юбилею нашего треста. Доклад Егоров сделал сильный — эмоциональный, идущий от сердца. Мне было радостно услышать: многое из того, что мы делали, помнят. Этот праздник был праздником души и для самого Егорова, нашего управляющего: здесь он стал Героем. Наш кирпич, который я вручал Грише Кузьминскому, уже, говорят, увезли в музей».

На этом же вечере красовалась и тихая малярша Маша Голубева (все жаловалась когда-то мне: «Только отвернусь — козла стащат, работать не на чем»), теперь бригадир Марья Тимофеевна, не первый год — маяк пятилетки. Когда предложили бригаду, сказала: «Всем козла припомню». Хозяйка она: порядок любит. Вот обувь теперь ставят на половички, а то, бывало, разбросают, перепутают.. Лучшая у нее бригада маляров-штукатуров. На одних объектах с Калацким работает. Стенгазета в бытовке, вместо передовицы: «Поздравляю с праздником!.. И большого счастья в личной жизни! Бригадир Голубева». Как приказ по дивизии перед очередным наступлением. А ниже — две любопытные цитаты. «Подчинение правде, независимо от личных интересов и желаний, — в этом вся честность, вся нравственность». Это — Николай Огарев. Далее: «Патриотизм состоит не в пышных возгласах и общих местах, но в горячем чувстве любви к Родине», — Виссарион Белинский.

Встретился я с тремя девчатами из этой отделочной бригады. Не девчата — дамы уже. Хохочут, вспоминают: «Мы-то вас помним, наш поезд встречали, в куртке с таким капюшоном, а она короткая...» Встали на ноги здесь. В первые-то годы — производительность маленькая, а уставали больше. Хохотунья Валя Петрова («Иосифовна», — уточняет она по моей просьбе) приехала к нам из Черкасс, рафинадный сахар там делала. На стройке сказали: пойдешь транспортной рабочей. «Я, говорит, думала — с транспортом буду, а оказалось — землю копать. Мама расспрашивала в письмах о городе, и я писала все как есть, правда, приукрасила, что у нас на улицах асфальт, но ведь в центре-то, помните, был...»

Теперь они — высокого класса маляры: и Валя, и Аня Барчукова из Брянской области, разговорчивая, открытая («Мама мне говорила: зачем на стройку пойдешь?.. Грязи-то там, грязи!.. А если я не пойду, другой не пойдет, кто же станет эту работу делать, настолько нужную всем людям?! И потом, после работы вымоешься — и снова, как все, ничуть не хуже, чем лаборантка любая, ведь верно?.. Да и спецовки-то раньше стеснялись, а теперь — с гордостью идешь»). И Тоня Харткевич со Смоленщины — такая строгая, замкнутая, белая косынка обрамляет лицо («Когда начинали штукатурить, ничего не получалось. Так и тянешься раствор рукавицей прилепить. Я даже ругала себя: вот бестолочь, ничего из тебя не выйдет. Но — втягивалась день ото дня, присматривалась к опытным рабочим, как они делают, старалась понять не внешнюю сторону работы, а ее внутреннюю суть»). Суженых здесь нашли («Мой-то на руднике работает»), семьи у всех, квартиры. И стройка эта выхожена ими и будет выхаживаться столько еще, сколько понадобится и пока хватит сил. А не хватит — придут другие и станут делать одну из тысяч будничных строек. И также отработают в Фонд мира несколько суббот и воскресений, и станут выбирать, кому кого в список включать — Гагарина или Комарова?..

Правда и то, что есть кого включать и из своих. Вот Гриша Железняк погиб, инженер-механик из Днепропетровска. Заявление уже во Дворец бракосочетаний подал, остался вечером перекладывать оборудование (экскаватор они ремонтировали), резко дернул петлю, рукоять пошла на него. Всей стройкой хоронили.

Опасность есть ежедневная, и было бы преступно о ней забывать, скрывать это от других. Ударная стройка и есть фронт, тем более в Заполярье. А на фронте, к сожалению, бывают потери. И если они редки здесь, то не менее невосполнимы.

Векторы времени устремлены и в прошлое и в будущее. Они столь же неоглядны, как дали в Хибинах. Плавные линии земли и воды тут поистине в полном союзе. Августовской зрелости листва на березах. Хотя больше телеграфных и прочих столбов, чем берез, пожалуй, на всем полустрове Кольском.

Провожает и встречает всех базальт на крутых уступах Хибин. И где-то рядом с городами — дикие олени. Их теснят к восточному побережью.

В естественном спокойствии крутые откосы горных кряжей с каменной мелочью. Спокойная вода озера Имандра отражает все, что над водою: и синь сопок, и рябину, расклеванную свиристелями, и нас самих.