И он вдруг счастливо расхохотался и хлопнул меня по плечу, значительно подмигивая.
Судя по всему, за культуру в Доме культуры можно было не волноваться. Она была в надежных руках.
По правде говоря, их называют здесь еще величественнее — «акадэмики». А Кольский филиал Академии наук СССР называют «Акадэмией». Присутствие в Апатитах этого филиала накладывает отпечаток на внешний облик города.
На улицах в конце рабочего дня много молодых людей того неуловимо знакомого вида, к которому привыкли в Ленинграде. Деловая походка, портфель, одежда скромная, без претензий. Глаза умные.
Это научно-технический интеллигент.
На вид ему около тридцати. Он может быть кандидатом каких-нибудь наук и занимать должность младшего научного сотрудника, а если повезет, то и заведующего лабораторией.
Как правило, у него жена и ребенок лет пяти-семи. Живут они в однокомнатной или в двухкомнатной квартире. Жена работает в той же «Акадэмии», читают они те же книги, что и ленинградские инженеры, ведут те же разговоры.
Вообще, отличить их от ленинградцев или москвичей невозможно, потому что большинство из них и являются москвичами и ленинградцами, выпускниками столичных вузов. В Москве и Ленинграде у них родители, друзья, привязанности. Но живут и занимаются своим делом они здесь, в Апатитах.
И находят в этом свои преимущества.
Ну, во-первых, у многих из них такие специальности, которые требуют применения здесь, на Кольском. Геологи, геофизики...
Во-вторых, большая научная самостоятельность. В-третьих, просто удобно работать: все рядом — и лаборатория, и квартира, и детский сад. Переезды не занимают никакого времени. Их попросту нет. В-четвертых, заработная плата у них повыше за счет полярных надбавок. А это тоже существенно, особенно в период устройства семьи.
А что касается Ленинграда, то он почти под боком. Полтора часа на самолете.
Я встречал там людей, которые чаще бывали за последний год в ленинградских театрах, чем я.
— Вы разобщены в больших городах, — говорил мне один из «акадэмиков», москвич. — Я прилетаю в Москву в командировку, встречаюсь с друзьями, разговариваем. Спрашиваю у них: «Когда вы последний раз виделись?» — «Да в твой прошлый приезд», — отвечают...
И правда, разобщены. Часто ли мы ездим в гости из Автово, допустим, на Гражданку? Раз в год по обещанию. А там, в Апатитах, еще жив прекрасный обычай — забежать к друзьям «на огонек». То есть зайти просто так, по пути, без приглашения. И засидеться у них можно подольше, потому что от твоего до их дома метров сто, и все остальные друзья живут примерно в том же радиусе.
Я почувствовал прелесть такого общения, когда мы всей компанией переходили из одного дома в другой пить кофе. Было около полуночи, в лучах фонарей светился густой снегопад, на улице было бело и тихо.
В тот вечер академики пригласили меня к себе в институт посмотреть что-нибудь интересное. Предполагалось, что я как действующий инженер могу увидеть больше своих литературных коллег. На следующий день я приехал.
Честно скажу, первого разговора не получилось.
Меня познакомили с доктором геологических наук. Ему лет сорок с небольшим. Вдобавок он поэт, выпустивший в Мурманском издательстве две книжки стихов.
Он был в синем свитере. Черты лица крупные. Вообще весь большой, даже немного грузный. Улыбается хитровато, а вид на себя напускает простецкий.
Он понял так, что я собираюсь о чем-то писать и собираю материал. А у меня и в мыслях не было хватать материал на ходу, хотя взять на заметку что-нибудь было можно.
В общем, я в его глазах выглядел самонадеянным журналистом. И мой геолог, вероятно, чувствовал себя несколько ущемленным. Вот, мол, явился писатель! А какой же он писатель, если у меня, не писателя, книжек не меньше его? Этот парадокс и меня мучал. Он еще раз подтверждал всеобщую относительность. Вот приедет завтра этот геолог в составе какой-нибудь делегации северных поэтов в Ленинград и придет ко мне на работу. Тогда он будет писателем, а я инженером. А сейчас все было наоборот.
Чтобы не возникало такой путаницы, надо бы как-то официально сообщить, кого можно считать писателем, а кого нет. Потому что у нас пишут все, включая докторов наук, а не только члены Союза писателей.
Короче говоря, доктор наук притворился простачком, я делал умные глаза, а разговора не получалось. Тогда доктор снял трубку и позвонил в геофизический институт, чтобы меня там приняли и рассказали, чем они занимаются.
В геофизическом институте ко мне вышел изящный, тоненький молодой человек с усиками и повел к себе. На ходу он в чрезвычайно вежливых выражениях объяснил мне, что он физик-теоретик, а следовательно, я как журналист ни черта в его деле не пойму, и вообще — кому это нужно?
Это говорилось по самому высокому счету вежливости и изысканности. Теоретик двигался легко и бесшумно, как артист балета.
— Да какой я журналист! — наконец воскликнул я. — Я инженер!
— Человеческих душ? — тонко спросил теоретик.
Я проглотил и это.
— Какая специальность? — сжалился мой провожатый.
— Вычислительная техника, — промямлил я.