Пульс Хибин. Сборник

А возчик хлестал по взмыленным спинам лошадей, по вздернутым к небу мордам, но кони только отшатывались от удара, брызжа пеной, бежавшей с разбитых губ, и в черных огромных глазах стоял ужас.

Директорский «газик» вынырнул из-за поворота лесной дороги, и Быстров, резко пригнувшись к ветровому стеклу, в одно мгновение увидел и понял все и, чуть тронув водителя за рукав, тихо сказал:

— Останови-ка, Маркович.

И едва машина затормозила, как Быстров, неожиданно легко для своего чуть грузноватого тела, спрыгнул с подножки и быстрыми шагами пошел к ложку, где застряла телега.

Неторопливый и сдержанный обычно, Быстров преображался в поле до неузнаваемости. Поля пробуждали в нем юношескую, безудержную, требующую постоянного приложения силу. Энергия била в нем, придавая движениям не свойственную им в другой обстановке стремительность, особую хозяйственную зоркость глазу. Не было мелочи, которой он не заметил бы. Не было ни одного сколько-нибудь важного дела, которое он бы не оценил собственными глазами. А оценив, он не оставлял это про запас, впрок, не клал за пазуху, как это делают некоторые, для того только, чтобы при случае громыхнуть где-нибудь на собрании своим знанием обстановки, чтобы было всегда — на случай! — по камешку на каждого и чтобы, опять-таки при случае, иметь возможность бросить припрятанный камень в любого. Нет, не для того так зорок и внимателен в своих поездках по полям и фермам директор «Индустрии» Евгений Иванович Быстров.

Люди это знали. У него не стеснялись спросить совета, ему показывали в первую очередь то, что не ладится, «не идет», вели туда, где нужна была его помощь. Он щедро советовал, за хорошее хвалил. Если нужно, вмешивался сам.

Иногда он делал то, что иной «деловой человек», зараженный новомодной позицией невмешательства в чужие функции, никогда бы не сделал. Больше того, строго осудил бы Быстрова за это самое вмешательство. Осудил с чувством великого своего превосходства, идущего от потаенного барства и непонимания того, что есть Человек на земле.

А делал Быстров порой такие вещи. Выйдя из своего директорского «вездехода», крытого полинялым от ветров, дождей и солнца брезентом, он хватал вдруг с обочины грязные, тяжелые ящики — тару из-под семенного картофеля — по три, по четыре сразу и весело, играючи забрасывал их в кузов грузовика, помогая запарившимся в горячие дни и ночи посевной механизаторам. И только после того, когда груженая полуторка уходила, начинался недолгий разговор о делах.

Или на закладе силоса, подав знак рукой бульдозеристу, прыгал в силосную траншею, выхватывал из-под ножа бульдозера ком земли, чернеющей в густой сочной зелени скошенных трав, распрямлялся во весь свой рост и спрашивал весело:

— Вы думаете, это корова будет есть?!

И снова сгибался, разгребал руками сочащиеся травы, смотрел, не попало ли еще где земли, и — не дай бог, если попало...

...Возчик, увидев директора, смутился, а тот, кивнув ему в знак приветствия, стоял уже у пары измученных лошадей, поглаживал коренную по вздрагивающей шее и говорил что-то успокаивающее и доброе.

Телега, груженная крупной солью, застряла между буграми, в ложке, размытом недавними ливнями.

Быстров обошел вокруг, внимательно осмотрел колеса, увязшие в глине. Махнул шоферу:

— Ну-ка, Маркович, подсоби.

Машина мягко уперлась «лбом» радиатора в телегу, и та сдвинулась, пошла.

Через минуту кони стояли уже на бугре, все еще слегка вздрагивая от пережитого.

— Следи получше, сколько нагружают, — посоветовал Быстров возчику.

Тот виновато благодарил, но не оправдывался: упрек был справедливый.

Быстров направился к машине. Но у ложка снова задержался, что-то прикинул про себя.

— Поехали.

Машина обогнала резво идущих под горку коней. Возчик помахал директорскому «газику» рукой. Быстров ответно махнул, улыбнулся.

Время поджимает, подумал. С закладкой силоса день промедлишь — аукнется. ... Спешат. Машин бы нам побольше, машин!

Чем бы ни занимался директор — осматривал ли всходы, решал ли проблемы стройки — а строит «Индустрия» в последние годы мощно, с размахом, — в какой бы хозяйственный вопрос ни вникал, всегда помнил он, что решает не одна его директорская голова и делают не одни его директорские руки.

Он думал о людях, создавших первый заполярный совхоз. У «Индустрии» богатая история. Совхоз возник в 1931 году на средства самих строителей и горняков Хибин.

«Совхоз построим, — писала газета «Хибиногорский рабочий». — Вклады на совхоз «Индустрия» от рабочих типографии поступают ударным темпом. Товарищи Родичев, Волков, Мурычев, Михайлова, Яковлев, Матвеев, Фадеева и Гульневский свои вклады внесли полностью. Остальные товарищи вносят в два-три срока. Всего рабочих и служащих типографии 38 человек. Денег сдано — 131 рубль».

«Кто следующий? — спрашивалось в другой заметке и сообщалось: — Присутствовавшие на конференции транспортных рабочих 23 делегата стали вкладчиками совхоза «Индустрия» и вызывают рабочих, служащих и ииженерно-технический персонал всех предприятий».