Пунш желаний

Эту часть рецепта не смогли прочесть ни Заморочит, ни Тирания. Но они знали, что на внеорбитальном языке говорят только в четвёртом измерении, значит, у них был лишь один выход – немедленно туда отправиться. При этом надо иметь в виду, что четвёртое измерение находится не где-нибудь в отдалении, а там же, где и мы, но только мы его не воспринимаем, потому что ни наши глаза, ни наши уши для этого не приспособлены.

Тётя Тира одна не знала бы, что делать дальше, но Вельзевул помнил метод, с помощью которого можно перепрыгнуть в другое измерение.

Он принёс шприц и маленькую бутылочку причудливой формы, в которой находилась какая-то бесцветная жидкость. На ней было написано: «ЛЮЦИФЕРОВО САЛЬТО».

– Это надо впрыснуть прямо в кровь, – сказал он.

Тётя Тира понимающе кивнула:

– Теперь я убедилась, мой мальчик, что не зря тебя учила. У тебя есть опыт обращения с этим зельем?

– Небольшой, тётя Тира, но есть. Я с его помощью совершал небольшие путешествия в другие измерения. Иногда в научных целях, но чаще просто для удовольствия.

– Так давай сейчас же отправимся.

– Но я должен тебе сказать, дорогая тётушка, что путешествие это не безопасное. Здесь всё дело в дозировке.

– Что это значит? – спросила ведьма.

Заморочит так усмехнулся, что тётке стало не по себе.

– А это значит, – объяснил он, – что ты можешь попасть неизвестно куда, тётушка Тирания. Если доза будет даже на самую капельку мала, то очутишься во втором измерении. Там ты станешь совершенно плоской, такой плоской, как кинопроекция на экране. У тебя даже изнанки не будет, настолько ты окажешься плоской. А главное, ты по своей воле никогда больше не сумеешь вернуться в наше обычное третье измерение. Тебе, возможно, придётся навеки остаться двухмерной проекцией, кадром из фильма, моя бедная старая дева. А если доза окажется избыточной, то тебя сразу подкинет в пятое или шестое измерение. Эти высшие измерения настолько сложны, что ты не будешь знать, какие части тела твои, а какие чужие. Ты вернёшься в наше измерение, вполне возможно, без какой-то части тела или лица, если вообще вернёшься.

Несколько мгновений они глядели друг на друга молча.

Она знала, что племянник никак не может обойтись без её помощи. А он знал, что она это знает.

Она тоже зловеще усмехнулась.

– Ладно, – медленно проговорила она, – надеюсь, ты всё сделаешь со стопроцентной точностью. Я всецело полагаюсь на твой инстинкт самосохранения, малыш.

Он набрал бесцветную жидкость в шприц, потом каждый из них обнажил левую руку. Заморочит очень внимательно проверил, сколько кубиков набрал, и сделал укол сперва тёте, потом себе. Сразу после этого контуры их тел начали вибрировать, расплываться, комичным образом растягиваясь и в длину, и в ширину, а потом их вообще не стало видно.

А в сосуде из холодного огня начали как бы сами по себе происходить странные вещи…

Двадцать минут десятого

«Я гений? – прогоготал ворон про себя. – Вне всякого сомнения, настоящий гений! Я готов порубить себя самого на куски в наказание за гениальную мысль, которую подал коту. Клянусь, никогда больше не буду думать, а если нарушу клятву, то до конца дней своих не буду летать, а только ходить по земле, словно курица. Когда думаешь, получаются одни неприятности, ничего, кроме неприятностей».

Но котик его не слышал, он забрался ещё выше, до того места, где начиналась покатая крыша колокольни.

– Он и в самом деле с этим справится! – воскликнул Яков, обращаясь к самому себе. – Будь я неладен, он справится!

Ворон собрался с духом и полетел вслед за котиком, но в темноте потерял его из виду. Он присел на голову каменного херувима, который трубил о Страшном суде, и стал глядеть по сторонам.

– Мориц, где же ты? – кричал он.

Но ответа не было.

И тогда он в отчаянии прокаркал в темноту:

– Даже если ты и в самом деле доберёшься до колоколов, ты, мини-рыцарь… И даже если нам вдвоём удастся их привести в движение, что совершенно невозможно… то всё равно это лишено всякого смысла… потому что если они сейчас начнут бить, то это ведь всё равно будет не новогодний звон, а самый обычный, а для колдовства дело не просто в звоне, а в том, что он звучит ровно в полночь.

Не было слышно ни звука, кроме свиста ветра, обвивающего углы колокольни и каменных херувимов. Яков зацепился за голову трубящего херувима и крикнул что было сил:

– Эй, котик, ты ещё живой или уже грохнулся вниз?

На краткий миг ему послышалось, что сверху до него доносится слабое, жалкое мяуканье. Он полетел в темноту навстречу этому звуку, от порывов ветра то и дело кувыркаясь в воздухе.

И в самом деле Морицу в конце концов всё же удалось кое-как докарабкаться до остроконечного окна на звоннице и зацепиться за него. Когда ворон долетел до этого окна, силы окончательно покинули Морица и он свалился внутрь колокольни, но, к счастью, до пола там было близко. Крошечным меховым комочком лежал котик на деревянном подиуме колоколов. Яков сел рядом и клюнул его. Но котик не шелохнулся.

– Мориц! – прокаркал ворон. – Ты умер?

Не получив ответа, он медленно склонил голову, и дрожь сотрясла его тело.