Пушкин и Грибоедов

А рассказ ведется бодрым тоном, с отчетливой ироничностью! Кого тут жалеть? Дадона, кому сладко царствовать, лежа на боку? Или звездочета с его непонятными, но как-то просчитанными провокационными замыслами?

А вместе с тем добрым молодцам урок. А им мало усмехнуться над незадачливыми персонажами. А перед каждым свои очень серьезные проблемы, которые во многом приходится решать наугад. И надо быть готовыми встретить неожиданные неприятности.

Для самого себя Пушкин не извлекал урока. Свою проблему он решил раз – и до конца. Он определил, в чем может найти счастье – и получил его. Горести поэта не удивили. Нельзя сказать, что он не чувствовал ударов жизни, но они не могли убить его любовь. Он стал сдержаннее выражать свои чувства, но не перестал их питать. По-видимому, Болдино-34 можно считать рубежом, на котором в семейной жизни Пушкина горести перевесили радости. Это личное тайное признание запечатано в «Сказке о золотом петушке». И надо отказаться от представления о третьей болдинской осени как о творчески бесплодной. «А все об вас думаю», – написал он жене не позднее 25 сентября 1834 года. Многое из этих раздумий сказано прямым словом, кое-что добавлено языком художественным. Художественным языком можно спокойно показать и такие ситуации, которые прямым словом обнажают только в случае разрыва отношений. Емкий художественный текст допускает варианты прочтения, включая даже такие, которые в качестве вариантов реализации исключаются. За «ложью» изображения просвечивает горькая правда жизни, которую нельзя выразить прямым словом. Поэт видит, что его погоня за счастьем заводит в тупик. Исправить ситуацию он не в силах. Он сохраняет спокойствие и мужество. И усмехается над персонажем, которому показалось, что можно легко и просто устроить безмятежную жизнь.

Какую компенсацию получил поэт за свою выдержку? Вопросы могут возникать любые. Но Пушкин решительно отстаивал право на семейственную неприкосновенность, и надо смиренно умолкнуть, когда наши размышления выходят на семейную тайну.

Пушкин давно и устойчиво взял на вооружение стоическую пословицу: не радуйся нашед, не плачь потеряв. В том же ключе он требует определить, способен ли человек противостоять несчастью. Когда такой возможности нет, надобно смириться. Отнюдь не просто было выполнять даже твердо принятые решения; требовалась незаурядная сила воли.

Не буду касаться дуэльной истории Пушкина: не этично мельком затрагивать трагическую страницу биографии поэта; к тому же я не располагаю «новыми документами», поясняющими ее. Сведения, исходящие от самого Пушкина, скупые. Жуковский, Вяземский, Соллогуб знали много, но сказали только то, что поддерживало версию поэта. Я хочу лишь представить выборку сказанного Пушкиным жене из книги «Разговоры Пушкина»160: здесь собраны высказывания поэта из воспоминаний разных лиц.

Ни слова упрека (даже косвенного) не адресованы жене. «Первые слова его жене… были следующие: “Как я счастлив! Я еще жив, и ты возле меня! Будь покойна! Ты не виновата: я знаю, что ты не виновата…”» (с. 272). Еще было сказано жене: «Не упрекай себя моей смертью; это дело, которое касалось одного меня» (с. 282). Это – последовательная линия поведения поэта: всю тяжесть ответственности возлагать на себя. Он думал о жене даже среди своих невыносимых мук. Свидетельствует В. И. Даль: «Когда тоска и боль его одолевали, он крепился усильно и на слова мои: “Терпеть надо, любезный друг, делать нечего, не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче” – отвечал отрывисто: “Нет, не надо стонать: жена услышит; и смешно же, чтобы этот вздор меня пересилил, не хочу”» (с. 286). Последнее его напутствие ей: «Отправляйся в деревню, носи траур по мне в течение двух лет, потом выйди замуж, но только не за шалопая» (с. 288).

Вот действительная любовь, явленная в полном объеме. Она и сердечным словом выражается, но более – делом. Это чувство не для разового употребления, а длиной на всю оставшуюся жизнь. Неприятности бессильны погасить его. Человек жизнью заплатил, защищая честь жены и свою честь. Про чувство могучего размаха говорят: т а к а я любовь, больше, чем любовь…

* * *

В личных судьбах двух поэтов встретятся сходные компоненты, но больше принципиальных отличий.

Сердца поэтов, не спрашивая на то разрешения, запылали разом – и до конца. Ситуация Грибоедова была понятнее, проще: влюбленному не приходилось сомневаться, что избранная отвечает ему полной взаимностью. Ситуация Пушкина была сложнее, противоречивой: поэт понимал, что в глазах общества он для первой красавицы на языке того времени плохая партия – не богат, не чиновен, не красавец (даже ростом ниже невесты). Обещает устроить жене твердое положение в обществе, но в ответ надеется, что любовь блеснет улыбкой. Роль мужа-ширмы для развлечений жены исключена категорически.