Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

Год 1844-й – переломный в судьбе Наталии Николаевны. В самом его начале она познакомилась с будущим мужем, и впервые за горькие долгие семь лет одиночества для нее забрезжила надежда на добрые перемены. Когда, в каком месяце писал художник ее портрет – во время ли вдовства Наталии Николаевны, к свадьбе ли (венчание состоялось в июле того же года в Стрельне под Петербургом) или уже после замужества? И кто заказал эту акварель? Возможно, сам Петр Петрович Ланской, генерал-майор, командир лейб-гвардии Конного полка. Ведь благодаря генералу, обожествлявшему свою супругу, и были созданы многие ее портреты. Но тогда акварель Гау должна была бы остаться у детей и внуков Наталии Николаевны.

А может быть, акварель была заказана кем-то из друзей или поклонников поэта? Или кто-то из членов царской фамилии, симпатизировавший Пушкиной, пожелал иметь изображение редкостной красавицы? Как знать… Ведь Владимир Гау к тому времени уже носил почетный титул живописца Его Императорского Величества. Акварельный портрет требует и мастерства, и кропотливой техники, и пишется он не в один сеанс. Что думала, о чем вспоминала тогда Наталия Николаевна, испытавшая на своем недолгом веку столь много страданий, сидя перед мольбертом художника?

Наталия Пушкина. 1844 г. Художник В. Гау.

(Портрет из коллекции парижского антиквара Мориса Барюша)

Трудно поверить, что изображенная на портрете молодая дама, более похожая на юную барышню, – мать четверых детей (из коих старшей дочери, Маше, минуло уже двенадцать лет). Но что-то тревожное есть в ее облике – при всей внешней безмятежности – тихая, глубоко затаенная печаль в прекрасных светло-карих глазах…

Светло-серое платье с жемчужным отливом и глубоким декольте – достойным обрамлением прекрасных точеных плеч, утопающих в легкой пене кружев. Ярко-красная роза на груди – «неувядаемая роза». И будто ее слабый отблеск – нежнейший румянец на матово-бледном лице. Никаких драгоценностей – ни колье, ни подвесок, ни диадемы – ничего, что могло бы отвлечь от ее лица, ее глаз.

Все тихо, просто было в ней…

Утонченный, безукоризненный вкус. И ни тени кокетства. Тот самый «милый, простой, аристократический тон», что так нравился поэту.

Волосы разобраны на прямой пробор, гладко зачесаны и собраны на затылке, ниспадающие до плеч локоны – прическа по французской моде «а-ля Нинон», что очень шла Наталии Николаевне. А ведь так она убирала волосы и прежде, будучи женой поэта.

«Мочи нет, хочется мне увидать тебя причесанную à la Ninon; ты должна быть чудо как мила», – признавался жене поэт. Вот такой или почти такой же своей Наташей любовался некогда сам Александр Сергеевич.

Как у французского антиквара Мориса Барюша оказалось собрание известных русских портретов? История эта долгая и во многом таинственная. Его владельцем прежде был русский кадровый офицер Александр Александрович Попов. Во время Первой мировой он сражался в рядах французского легиона, после войны остался в Париже, там и открыл в 1920 году свой антикварный магазин – галерею русского искусства. В те годы, когда многие бежали из большевистской России, коллекция Попова росла как на дрожжах и пополнялась новыми бесценными экспонатами. Эмигрантский хлеб горек, и наследникам прославленных русских фамилий приходилось расставаться с милыми их сердцу семейными реликвиями.

Акварельные портреты – лишь часть коллекции. И какие блестящие имена: Орест Кипренский и Петр Соколов, братья Карл и Александр Брюлловы, Александр Молинари и Владимир Гау!

Сам Александр Александрович Попов, снискавший известность среди знатоков русского искусства, получил звание антиквара-эксперта и удостоился «Первой почетной премии города Парижа». После его смерти в 1960 году все богатейшее собрание наследовала вдова – Берта Ефимовна Попова. Через десять лет не стало и ее, и галерея перешла к парижским антикварам – братьям Элиоту (отцу Мориса) и Андре Барюшам, компаньонам Александра Попова. После кончины Андре наследство досталось племяннику – так Морис Барюш стал обладателем великолепной коллекции, в его владении оказался целый пласт пушкинской эпохи. Но жемчужиной своего собрания парижский антиквар считает портрет Наталии Пушкиной.

Все-таки я задала мучивший меня вопрос: решился бы г-н Барюш, естественно, на определенных и, разумеется, выгодных для него условиях, расстаться с этим замечательным портретом? Вряд ли во Франции эта акварель будет представлять столь же великую ценность, как в России… Морис Барюш загадочно улыбнулся и весьма неопределенно ответил, что пока он об этом не думал, но все может быть…