Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

Диалог был долгим и эмоциональным. Полицейский жестами требовал (и вполне законно!), чтобы я достала из портфеля фотоаппарат. Я в свою очередь всячески сопротивлялась этому, пытаясь объяснить, что хотела снять на память только пса-симпатягу. Оправдания были беспомощными, и дело принимало для меня совсем плохой оборот. Теперь-то уж точно пленка с такими редкими кадрами парижских потомков поэта будет неминуемо засвечена, а мне придется продолжить беседу в каком-нибудь полицейском участке. И кто только меня под руку толкнул?!

И вдруг, сама не зная почему, я стала объяснять чернокожему стражу порядка, что в Париже давным-давно жил прадед русского поэта Пушкина Абрам Ганнибал и что был он родом из Африки. Вряд ли мой невольный собеседник знал что-либо о Пушкине, а уж тем более о Ганнибале, но глаза его, до сих пор зло смотревшие на меня, вдруг потеплели, и он чуть заметно улыбнулся. Улыбнулась и я. Фантастика, да и только – самое несуразное мое объяснение неожиданно возымело силу! Что ж, случилось чудо – меня отпускали с миром. На прощание мы пожали друг другу руки, и мне даже было позволено погладить ротвейлера, дружески вильнувшего обрубком хвоста…

Спасибо тебе, безымянный африканец-полицейский с парижской станции «Буасьер»! Снимок, что я так опрометчиво пыталась сделать в метро, не получился, а вот фотографии далеких потомков твоего славного соплеменника, знаменитого «царского арапа», удались.

Знать бы Абраму Ганнибалу, что имя его спустя три столетия окажет столь магическое действие! И где?! В Париже…

В доме Мольера

Когда-то Александр Сергеевич посвятил Оресту Кипренскому, создателю своего портрета, поэтическое послание:

Так Риму, Дрездену, ПарижуИзвестен впредь мой будет вид.

Это предвидение поэта получило новое и неожиданное подтверждение в год его двухсотлетнего юбилея – и отнюдь не в переносном смысле.

В самом сердце Парижа взирал со своего портрета Александр Сергеевич на спешащий по старинной улочке пестрый парижский люд. А парижане в свою очередь с любопытством разглядывали выставленную в витрине гравюру с оригинала Кипренского – именно этот портрет современники Пушкина считали самым достоверным изображением поэта. А чуть выше, над стеклянной стеной-витриной старинного особняка, виднелся памятный барельеф с изображением Мольера и надписью, удостоверяющей, что именно здесь впервые оповестил мир о своем появлении на свет в 1622 году младенец Жан Батист – будущий французский классик.

Дом, где родился Мольер. 1999 г. Фотография автора

На пушкинской выставке в доме Мольера.

Слева направо: Стефано Тури, Надежда Бэр,

Лариса Черкашина, Гавриил Бэр. 1999 г. Фотография

Имя Мольера более тридцати раз упоминается в пушкинских творениях, начиная с самого первого четверостишия, написанного по-французски десятилетним Александром. Обращено оно к сестре Ольге, подруге по детским забавам, разделявшей увлечения брата театром и сохранившей в памяти эти стихи. В русском переводе они звучат так:

Скажите мне, почему «Похититель»Освистан партером?Увы, потому что бедный авторПохитил его у Мольера.

И в юношеском стихотворении «Городок» Александр Пушкин из всех именитых писателей и поэтов лишь Мольера именует исполином. Да и мог ли иначе чувствовать пятнадцатилетний поэт-лицеист?

Все же сколь много исторических парадоксов таят в себе века – посмертные пути двух гениев соприкоснулись! Волею обстоятельств именно в знаменитом парижском доме, в ассоциации «Новый мост», 9 июня 1999 года открылась необычная выставка, посвященная пушкинскому юбилею.

И, пожалуй, главным ее экспонатом стало самое полное пушкинское родословие, вместившее в себя более двух тысяч предков и потомков поэта. Цепочка родословной соединила в веках имена «могучих предков» русского гения, первых русских князей: Рюрика, Игоря, Святослава, Владимира Святого, Ярослава Мудрого, чья дочь княжна Анна стала женой французского короля Генриха I и продолжательницей династии Капетингов. Родословное пушкинское древо «раскинуло» свои ветви в доме Мольера!

Такого множества именитых гостей, собравшихся в тот день: послов многих государств, представителей старинных дворянских фамилий, известных журналистов, – давно не видывал старый дом на парижской улочке Роnt Neuf.

«В кипящий ли Париж»

Как мечтал Пушкин о Париже, безвыездно живя в своем Михайловском!

«В 4-й песне Онегина я изобразил свою жизнь, – писал он князю Петру Вяземскому из Псковской губернии, – когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? В нем дарование приметно – услышишь… в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится – ай да умница!»