В центре пещеры возвышалась большое каменное ложе, выполненное в виде огромной чаши. Ее оплетали каменные корни, казавшиеся огромными змеями, выползшими из темных недр самой планеты. Чаша была устелена искусно выделанными шкурами зверей, что считаются давно вымершими в современном мире. Рядом с ним стоял небольшой столик, на которой стоял глиняный кувшин и выточенная из камня кружка.
Девушка изящным движением опустилась на ложе. Прозрачное, тонкое одеяние, не скрывало, а скорей подчеркивало ее высокую грудь, с алыми, будто кровь сосками и безупречной формы бедра. Оценивающим взглядом она окинула покрытую кровью мрачную фигуру, после чего налила в кружку из кувшина и протянула старику.
— Выпей, — сказала она, — это придаст тебе сил.
Настороженно поглядывая на девушку, старик, тем не менее, повиновался. Обжигающее питье прокатилось по горлу, оседая в животе и растекаясь по всему телу. Старый воин почувствовал, как в его жилы втекает новая сила, будоража кровь, заставляя старого воина чувствовать себя вновь молодым и сильным, готовым безрассудно броситься в бой…или на ложе любви. Вновь, как и полвека назад, воина охватило ярое, сумасшедшее желание и словно сбросив с плеч годы, старик поднялся на ложе, снимая доспехи. Он сорвал с девушки прозрачное одеяние и с глухим рычанием прижал златовласую красавицу к могучей груди. Соблазнительная, обжигающе-холодная плоть, будто таяла от его горячей крови, тела их сплетались в древнем ритуале рождения новой жизни, повторяя древнейший акт творения, когда Огонь и Лед, Нифельхейм и Муспельхейм, сходились, порождая новый мир.
Они стояли на одной из могучих вершин — могучий седой воин с угрюмым выражением лица и нечеловечески красивая полубогиня. Прямо у них из-под ног уходили горы, переходящие к югу в невысокие холмы, а дальше — в бескрайнюю снежную равнину. Над ними простиралось черное небо, усыпанное крупными яркими звездами, неведомыми в землях юга.
— Останься со мной, Конан, — мурлыкнула Атали, склонив голову ему на плечо, — ты великий воин, достойный того, чтобы разделить ложе с дочерью Имира. Ты был великим королем там, на юге — здесь ты будешь королем ледяных гор, полководцем армии Великанов Мороза. И еще…— он на мгновение запнулась, — ты сможешь воспитать наше дитя.
— Дитя? — Конан-киммериец, внимательно посмотрел на Атали.
— Да, — кивнула она,— прошлой ночью, я знаю, была зачата новая жизнь. Я не знаю еще кто родится на свет, но, если бы это зачатие не было предначертано богами— тебя бы не было сейчас в Ванахейме. Так, останься со мной, в чертогах Имира помоги мне воспитывать твоего сына так, чтобы он повторил твой путь.
— А если это будет дочь? — усмехнулся Конан и, предупреждая следующее возражение, поднял руку,— нет, Атали. Я оставил на троне Аквилонии наследника, оставил его одного именно потому, что хотел, чтобы он сам следовал своим путем, не оглядываясь на ворчливого старого медведя за спиной. И наше с тобой дитя пусть идет своим путем, не повторяя моих ошибок— поверь, их было немало. К тому же, это будет не только мой сын, но и внук Имира, — а я не хочу слишком тесно привязываться к твоему роду. Не хочу, чтобы после смерти, когда я предстану перед лицом Крома, он обвинил бы меня в предательстве. Когда-то я говорил, что мне милее боги юга, но сейчас, когда смерть идет за мной по пятам, как голодный волк, я чувствую, что моим богом был и останется старый Кром-под-Горой.
— Значит… — раздосадовано протянула Атали.
— Значит, я ухожу, — сказал Конан, — на исходе жизни мне бы хотелось еще раз взглянуть на холмы Киммерии, повстречаться с кем-то из нашего клана, а может быть — и схлестнуться в последней схватке с врагом. Прощай, дочь Имира и береги наше дитя…
Чуть позже Атали стояла одна на вершине скалы и печально смотрела на то, как по отрогам гор, шел одинокий воин. Его путь лежал на юго-восток, где на горизонте уже занималась заря. В Ванахейм приходил новый день.