И Сергей Дурылин переживает новый кризис. Для него смена убеждений не была подобна смене костюма. Он с болью отказывается от ложных, не оправдавших себя идеалов и, принимая новые ценности и идеи, устраивает согласно им свою жизнь и деятельность. В письме к своему революционному наставнику доктору А. С. Буткевичу, эмигрировавшему после революции 1905 года, Дурылин обвиняет его в том, что он и подобные ему «натаскивали молодежь на революционное дело», не дав им времени самим выработать свою философию жизни, без которой невозможно какое-либо ответственное действие. Дурылин отводит упрек в забывчивости: он не забыл ни нищих мужиков, ни голодных детей, ни убитого друга, но прежде принятия частных решений (то есть включения в революционную, антигосударственную деятельность) необходимо уяснить коренные, «самые тревожно-властные» проблемы бытия. (Но революционные симпатии жили в его душе; в 1924 году он с волнением вспоминает о внимании со стороны Веры Фигнер, знаменитой революционерки, одной из организаторов убийства Александра II, – см. 47, с. 218–219.)
1910 год стал переломным. Дурылин поступает на первый курс Археологического института и – возвращается к вере отцов. В 1906 году он впервые побывал на русском Севере – в Архангельске, Соловках, Кандалакше. Путешествие произвело на него сильнейшее впечатление, и, думается, не только красотой северной природы, но и
Прежде рассказа об этом этапном событии в жизни нашего героя, отметим некоторые особенности его натуры. Это скрытность, замкнутость, доходящие подчас до нелепостей (Дурылин, например, уменьшал свой возраст, из-за чего в некоторых книгах датой его рождения называется 1886 год), но это и тяга к людям, особенно к молодежи, желание влиять на людей и воспитывать их. В начале 1910-х годов вокруг получившего известность молодого писателя сложился круг молодежи – Сергей Сидоров, Николай Чернышев, Сергей Фудель и другие (хотя впоследствии, после снятия им священнической рясы, их дружба прервалась). Не зря же тянулись к нему молодые сердца, значит, было в нем что-то очень нужное и важное для чистой и ищущей молодежи.
Привлекали его цельность и отрешенность от мира. В его маленькой комнатке в одном из Обыденских переулков «это было вольное монашество в миру, с оставлением в келье всего великого, хотя и темного волнения мира» (195, с. 47).
В те же годы уже заметна и определенная двойственность мировосприятия Дурылина. Судя по его публикациям, вера в его душе встала рядом и на равных с искусством, и эстетические мотивы имели определенное значение в его принятии Православия. Можно увидеть здесь влияние сильного течения «богоискательства» в среде русской интеллигенции, разочаровавшейся в «исторической Церкви», но стремившейся выйти самой и указать другим выход из осознаваемого многими состояния «идейно-нравственного бессилия» (57, с. 6). Не о таких ли, как Дурылин, говорил в своем докладе на заседании Религиозно-философского собрания в ноябре 1901 года В. А. Тернавцев: «Есть много оснований думать, что в интеллигенции, теперь неверующей,
Летом 1912 года Дурылин приехал в Нижегородскую губернию, на озеро Светлояр, в канун «китежской ночи», когда, по преданию, в предрассветный час в тихих водах озера является град Китеж, слышится звон колоколов и видятся китежские старцы в белых ризах. По легенде, имевшей широкое хождение среди старообрядцев, град Китеж после гибели его защитников от полчищ Батыя стал по молитвам праведников невидимым и ушел под воду. Легенда произвела сильнейшее впечатление на Дурылина и послужила импульсом к исследованию религиозно-философского значения феномена Китежа как тяготения народной веры к иной, «праведной Церкви», невидимой, доступной не каждому…