Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Каждый человек в эти роковые дни принужден был сделан свой выбор, сделал свой выбор и Сергей Николаевич Дурылин: он едет в Оптину пустынь и просит старцев Анатолия и Нектария о благословении на принятие монашества. Ему хотелось укрыться за высокими стенами монастыря от ужасов жизни, хотелось молить Бога о прекращении вражды, о единении людей; желалось всегда быть с чистыми сердцем мальчиками, навечно остаться в жизнелюбивом аскетизме отрочества. (Позднее он записал в дневник: «После 20, 23 лет – будет много умного, интересного, волнующего – но вся эта “овчинка” житейская не стоит “выделки”, требующей столько труда, боли и тоски…» – 48, с. 303.) Старцы благословили его на иной путь – служения людям в качестве священника. По свидетельству протоиерея Сергея Сидорова, Дурылин, кроме иеросхимонахов Анатолия и Нектария, пользовался глубоким уважением у монашествующего старца архимандрита Феодосия (ИЗ, с. 67). Решение о принятии священства было истинно мужественным поступком: встать в ряды воинства Христова в те годы означало не только отказ от житейских благ и обычного житейского благополучия, но и готовность в любую минуту отдать свою жизнь за Христа.

3

Переехав в Москву, Дурылин готовится к перемене своей жизни под опекой отца Алексея Мечева в известном всей церковной Москве храме Николы в Клениках. 2 марта 1920 года он рукоположен в сан иерея (целибатом) и начинает свое служение в храме святителя Николая на Маросейке, где проводит внебогослужебные беседы.

Новый священник быстро получает известность своими «назидательными беседами». Отец Сергий два раза в неделю занимается с детьми; участвует в составлении службы Всем святым, в земле Русской просиявшим; составляет тропари канона святым Калужским (песнь 4, тропарь 7) и Тамбовским (песнь 9, тропарь 1) и второй святилен, обращенный к Софии Премудрости Божией (ИЗ, с. 667).

Церковную жизнь России тех лет неверно было бы свести лишь к мученическому стоянию за веру. «Это была жизнь скупости во всем и какой-то великой темноты, среди которой, освещенный своими огнями, плыл свободный корабль Церкви, – много позднее вспоминал С. И. Фудель. – В России продолжалось старчество, то есть живое духовное руководство Оптиной пустыни и других монастырей. В Москве не только у отца Алексея Мечева, но и во многих других храмах началась духовная весна, мы ее видели и ею дышали. В Лавре снимали тяжелую годуновскую ризу с рублевской “Троицы”, открывая божественную красоту. В Москве по церквам и аудиториям вел свою проповедь Флоренский, все многообразие которой можно свести к одной самой нужной истине: о реальности духовного мира» (195, с. 69).

Стоит привести и свидетельство «с другой стороны», свидетельство непримиримого врага Церкви – вождя обновленческого движения Александра Введенского: «В церковной жизни увеличивается религиозность. Массы новообращенных заливают дворы Господни… Новая церковная интеллигенция занимается организацией церковных сил… В 1919–1920 годы, несомненно, наряду с притаившейся… струей контрреволюции в церкви шумели весенним побегом воды подлинной религиозности» (цит. по: 91, т. 2, с. 215–216). Вопреки демоническому злу во многих крупных городах России образовались христианские студенческие кружки. В Москве их организатором был Владимир Марцинковский, привлекая не только православных, но и католиков, баптистов, протестантов, евангелистов. В кружках изучали Евангелие и Ветхий Завет.

Дурылин был воодушевлен этой обстановкой духовного возрождения тем более, что находился среди его активных деятелей. Перестраивалась жизнь прихода, вновь был поднят вопрос об имяславии, пересматривались некоторые вопросы в церковной истории России. Впервые за два века открыто, с участием мирян обсуждались кардинальнейшие вопросы жизни Церкви. Сторонники имяславцев имелись в среде духовенства, среди монашества и в кругу молодых москвичей – ревнителей Православия, среди которых особенно активен был философ А. Ф. Лосев. Близкий к Дурылину М.А. Новоселов самостоятельно занимался глубоким исследованием этого вопроса. Тогда формулировались основные идеи, позже вошедшие в документ под названием «Большое имяславие», в котором, в частности, утверждалось: «Похулено и осквернено сладчайшее Имя Иисусово, и вот постигла Россию великая разрушительная война, падение и расслабление великого народа, безумие и окаянство жесточайшего сатанинского десятилетия…» (цит. по: 171, с. 117).