Путь к сердцу. Баал

К обеду дошли и до правительственных лиц. До любопытных стражниц, до бесшабашных школьниц, до воспитательниц, чиновников, работниц рынка. И отовсюду в разное время дня с экранов вдруг зазвучал Алькин голос. И всегда все начиналось с одного и того же предложения:

– Жительницы Лиллена! Меня зовут Алеста Гаранева, и я – дочь Ванессы Тереньтевны Гараневой, прежде проживающая, как и все вы, в Лиллене.

Шушукались, глядя на экран, три соседки по улице Гринная:

– А не та ли это Алеста, которая в прошлом году пропала? Не сестра ли Хельги, что в управлении?

– Она самая.

– И посмотри! Живая и здоровая, а говорили – сгинула не то у «диких», не то в Равнинах.

– И ребенок у ней на руках сидит. Девочка! Черненькая какая, принцесска-то! Неужто Алеста эта до храма все-таки добралась? Мир ей и счастье, спасибо Дее!

И одна из соседок нарисовала над грудью пальцами символ плодородия.

– Вы, наверное, удивлены, что я отправляю вам послание спустя столько времени, но, поверьте, в этом есть важный смысл и цель, ибо я хочу развенчать многое из того, во что верила сама, во что верите сейчас вы, во что нас заставили поверить…

– Кто эта такая?! – возмущенно кричала, а час дня Рустама Григорьевна – председатель по связям с общественностью. – Если это – ЭТО! – увидит ее правящее величество Микаэлла Дроновна…

При этих словах два секретаря-исполнителя, находившиеся в шикарно отделанном рабочем кабинете на верхнем этаже здания Правления, приглушенно охнули, а лица охранниц напряженно застыли. Некая цветущая на вид девчонка в этот момент говорила такое, от чего у Рустамы Григорьевны сводило одновременно и челюсти, и живот:

– Нас предают, уважаемые женщины. Предают ваших дочерей. Договоренность верхов с «дикими» очевидная – обе стороны имеют с этого некую выгоду. Думаете, девушки – ваши доченьки, ваши кровинушки – просто пропадают в неизвестном направлении? Думаете, их судьбу решает благосклонность или неблагосклонность Деи? Ошибаетесь…

– Да как она смеет, мерзавка!…

– …Дея здесь совершенно ни при чем. Кое-кто из стражниц, осведомленных о графиках выхода девушек в Поход, передает эту информацию за Стену, а там нас уже поджидают «дикие» в своей полной боевой готовности. Поверьте, мне кое-как удалось от них скрыться, но перед этим я слышала слова, подтверждающие мою теорию – слова от них же самих… О да, – девчонка на экране невесело рассмеялась, – поверьте, они умеют говорить…

– Уберите эту гадость! Выключите! И изымите эти чертовы диски, пока люди… пока Микаэлла Дроновна… Что же будет? Что же?…

Рустама Григорьевна подбежала к окну, посмотрела вниз, на площадь, и увидела то, чего боялась увидеть больше всего – задранные вверх головы, удивленные выражения лиц, перешептывания, бушующую, как штормовое море, перед зданием толпу.

– Черт, черт, черт… Кто ей сказал? ИЗЫМИТЕ ЭТИ ДИСКИ! Срочно!

Охранницы кивнули и заторопились из кабинета.

– И подготовьте для людей объяснительную речь! Правдоподобную, успокаивающую!

На этот раз кивнули секретари.

– У вас на все есть один час!

И Рустама Григорьена нарушила правило – закурила прямо в кабинете при закрытых окнах. А открывать побоялась.

– Мне повезло не просто остаться в живых, но и найти свою любовь…

В три пятнадцать, сидя дома в полном одиночестве, безымянный диск смотрела Ташка. Смотрела и не могла глазам своим поверить – с экрана смотрела живая и здоровая Алька. А ведь они ее похоронили, попрощались с ней, Ванесса Терентьевна, помнится, много плакала, когда не дождалась дочь назад.

– Вы думаете, мой мужчина «дикий»? А вот и нет. Невероятно образованный, интеллигентный, умный, с прекрасным характером. А так же справедливый, сильный, способный защитить. Красивый, наконец, не правда ли?

– Вот это да-а-а-а!