В том, что крестьянству в нашей стране суждено пойти по пути кооперирования, не сомневался, пожалуй, ни один экономист. Все оттенки мнений — от Кондратьева до Преображенского — сходились в признании неизбежности и прогрессивности перехода сельского хозяйства на путь кооперативного производства. Но даже в среде аграрников-марксистов сталкивались весьма разноречивые суждения о том, какой быть кооперированной деревне и как из единоличника превратить крестьянина в «цивилизованного кооператора». Эти споры отражали противоречивость тех реальных экономических предпосылок кооперирования, которые сложились к концу 20-х годов в СССР.
Кооперация очень медленно переходила от своих первичных форм — сбыто-снабженческой, кредитной, потребительской, по переработке сельхозсырья, по эксплуатации машин, — к производственной кооперации, к коллективным крестьянским хозяйствам. По данным на июнь 1929, коммуны составляли 6,2% всех коллективных хозяйств в стране, ТОЗы — 60,2
До крупного механизированного земледелия было еще далеко. Мелкокрестьянское хозяйство было крайне отсталым в техническом отношении. В то же 1928 году, например, около 75% ярового клина в крестьянских хозяйствах засевали вручную, 44% зерновых убирали серпом или косой и 41% обмолачивали цепами или катками. Механических двигателей не было, их заменяло живое тягло, причем на 100 га посевной площади приходилось всего лишь 19 л. с. Первые колхозы тоже еще не могли похвастаться передовыми производительными силами. В этих колхозах еще чрезвычайно слаба была материально-техническая база крупного коллективного производства (вспомните тезис о «мануфактурном» характере производства в таких хозяйствах, уже приводившийся мною ранее). В среднем на один колхоз в 1928 году приходилось 0,2 трактора (в пересчете на 15-сильные)132
. В 1928 году на Кубани из 1026 новых колхозов только 19 имели тракторы. Да и другим инвентарем коллективы были снабжены не лучшим образом133. Велико было количество слабых мелких колхозов, нередко они распадались или происходили массовые выходы из них134. В 1929 году в колхозах продолжала преобладать беднота — лица без средств производства или со средствами производства до 400 руб. составляли в 1928-29 гг. 72-78% членов колхозов. На один колхоз приходилось в среднем 17,7 крестьянских двора и лишь 20% колхозов имели тракторы135. В журнале «Большевик» отмечалось в связи с этим: «Всякая идеализация колхозного движения и замазывание его существенных недостатков в этом отношении было бы вреднее любой кулацкой клеветы»136. Многие организационные слабости колхозов были связаны с почти полным отсутствием в деревне мало-мальски квалифицированных кадров. «Трудности, проистекающие от элементарной неграмотности, неизбежно, скажутся с еще большей силой в ближайшем будущем в связи с переходом к массовому созданию крупных колхозов»137.Сложность решения вопроса о техническом и кадровом обеспечении колхозов, и полная невозможность в короткие сроки поставить каждый колхоз в этом отношении в более или менее нормальные условия, вызвала напряженные поиски выхода. И такой выход был найден — в виде коннотракторных колонн, положивших начало созданию машинно-тракторных станций. Это позволяло, концентрируя ресурсы и квалифицированные кадры, обслуживать значительное число хозяйств — как коллективных, так и индивидуальных, на деле демонстрируя преимущества крупных хозяйств в использовании техники. Однако эта форма также не была свободна от противоречий, пути разрешения которых многим виделись по-разному.
Одни выступали против идеи МТС, указывая на то, что это означало бы отчуждение от крестьянства основных средств производства, и полагая, что «единственно правильным решением вопроса о судьбе, о перспективах развития колонны (тракторной. —