-- А вот и наши идут, Валерьян Валерьянович с Людочкой, -- указала Марья Степановна на конец лесной просеки, когда она и Ксения Дмитриевна возвратились к новому сосновому палисаднику дачи, почему-то напоминающему ограду вокруг могилы.
-- Валерьян Валерьянович и Людмила Митрофановна! -- воскликнула Ксения Дмитриевна с оживившимся лицом и уставилась в конец широкой просеки на две приближающиеся человеческие фигуры, мужскую и женскую. -- Вот интересно, изменились они за время революции или нет? Ну как они живут? Все служат?
-- Служить-то служат, -- покачала головой Марья Степановна и кисло поморщилась под очками. -- Но какая теперь служба? Сегодня ты служишь, завтра тебя "сокращают"... Валерьяна Валерьяновича в этом месяце понизили на один разряд, Людочку на два. Что хотят, то и делают.
Дочь Марьи Степановны, Людмила Митрофановна, и ее муж, Валерьян Валерьянович, оба советские служащие, сойдя с поезда и пользуясь отсутствием посторонних свидетелей, пока шли лесной просекой, всю дорогу бранились между собой.
Валерьян Валерьянович -- очевидно, на правах мужа -- старался насильственно что-то втолковать жене. Жена назло мужу не желала слушать его, зажимала руками уши, перебегала по траве через всю ширину дороги с одной стороны просеки на другую. Муж въедливо догонял ее и, нагорбясь как дятел, долбил и долбил ее в затылок своими речами...
-- Вот видите, -- кивнула на них Марья Степановна. -- Тоже все время ругаются: и дома, и на службе, и в поезде, и на просеке. И тоже только и разговору у них, что "разойдемся" да "разойдемся". Разойтись-то легко, а дети?
Как раз в этот момент супруги увидели издали в палисаднике своей дачки рядом с седовласой Марьей Степановной другую даму, молодую. Муж и жена переглянулись, перебросились несколькими деловыми словами -- очевидно, заключили временное перемирие, потом, подобравшись, пошли рядом с таким видом, как будто впереди их ожидала засада.
-- Мама, папа! -- в развевающейся на ветру голубой рубашке, без пояса, с непокрытой вихрастой головой, размахивая длинными руками, выбрасывая ногами, как дьяволенок с того света, вдруг бросился из палисадника им навстречу Боря. -- А к нам какая-то женщина приехала жить!
-- Навовсе! С вещами! -- резко прокричала маленьким ротиком Липочка, едва поспевающая за братом, с такой оголтелой рожицей, точно у них в доме в отсутствие родителей стряслось великое несчастие.
И детишки, словно отважные гонцы, доставившие на поле сражения важные вести, отпрянули от своих ошарашенных родителей так же стремительно, как и подлетели к ним.
-- Простите, -- обратилась Марья Степановна к гостье, и в голосе ее послышалась растерянность. -- Пока наши с дороги переоденутся, умоются, вы посидите тут, а я пойду в кухню хлопотать насчет обеда. Пообедаете с нами.
Ксения Дмитриевна, оставшись на террасе одна, не заметила, как начала думать...
...Вот она сейчас сидит у черного крыльца своих старых московских друзей и с волнением ждет: позовут они ее обедать или не позовут? Может статься, что и не позовут...
-- Это что за дама к нам там приехала? -- едва переступив порог дома, спросил у своей тещи Валерьян Валерьянович, замученный службой, семейными неурядицами, ежедневной ездой на железной дороге, сутулый, худосочный интеллигент, с небритого лица которого никогда не сходило выражение человека, только что исхлестанного кнутами.
-- Это Беляева Ксения Дмитриевна, -- тихо, озираясь, проговорила Марья Степановна и двумя тряпками выхватила из горячей духовки синюю полуведерную кастрюлю с супом.
-- Она к нам надолго? -- снимал возле умывальника пиджак Валерьян Валерьянович, закатывая рукава сорочки.
-- Нет, ненадолго, -- хлопотала с обедом Марья Степановна. -- Только одну эту ночь переночует.
Валерьян Валерьянович нагнулся перед умывальником, нацедил в обе пригоршни воды, с фырканьем окатил ею запыленное лицо.
-- Знаем мы эту "одну ночь"! -- покривил он вбок мокрое недовольное лицо. -- Это только так говорится, что на одну ночь, -- намыливал он щетинистое лицо. -- А делается совсем иначе. Этим людям важно только влезть в дом, только ступить туда хоть одной ногой. А потом их оттуда родильными щипцами не вытащишь.
-- Валерьян! -- взмолилась теща. -- Не говорите так о ней, не говорите! Она так несчастна!
-- А мы счастливы? -- истерически взревел, весь в мыле, Валерьян Валерьянович. -- Вчера почти что со скандалом выпроводил из дома на станцию одного такого московского кочевника: обманным образом забрался в дом и не желает уходить! Вцепился в чужой дом, как клещ! Пришлось почти что силу употребить и еще взять на свой счет железнодорожный билет до Москвы.
Валерьян Валерьянович стоял и вытирал полотенцем лицо, шею, уши.