-- И нам же оскорбления посылал из вагона, когда тронулся поезд! -- возмущался он. -- "Окопавшиеся интеллигенты!", "недорезанные буржуи!" И это за нашу же хлеб-соль, за то, что мы три дня его кормили, поили, делились с ним подушками, рискуя от него заразиться! То было вчера, а сегодня, пожалуйте-с, уже является другая! Вчера мужчина, сегодня дама. Вчера безработный, сегодня разведенная. А завтра еще кого прикажете ожидать? Ты безработный? Ну и иди на биржу труда. Ты развелась с мужем? Ну и разводись, черт с тобой, мне не жалко, только при чем же мы тут, зачем ты насильственным образом ввергаешься в наш дом?!
-- А если ей негде жить? -- бросала на ходу свои замечания Марья Степановна, таскавшая из кухни в столовую пищу, посуду...
-- А мне какое дело? -- перед выходом в столовую надевал пиджак Валерьян Валерьянович. -- Значит, по-вашему, у кого нет в Москве "жилой площади", тот может преспокойно залезать мне на шею? К черту! Не желаю! Вот не выйду туда обедать, подавайте мне здесь!
Валерьян Валерьянович взмахнул руками и бомбой вылетел из кухни.
Минуту спустя все мирно сидели в столовой за общим столом и обедали.
Неразговорчивость хозяев во время еды, их холодные, как каменные маски, лица и наконец слишком откровенное поведение детей, таращивших удивленно-вопросительные глаза на непрошеную гостью, -- все это красноречивее всяких слов говорило Ксении Дмитриевне, что ей в этом доме так же не рады, как везде.
Куда ей деваться? Где искать внимания, участия?
Почему же, на каком основании она всегда была о людях лучшего мнения?
И в знак протеста против черствого отношения к себе хозяев она старалась за обедом как можно меньше есть.
-- Ксения Дмитриевна, вам подложить еще? -- спрашивали у нее хозяйки, то старая, то молодая.
-- Нет, благодарю вас, не хочется, -- демонстративно отвечала она, расстроенная, готовая расплакаться от голода, от унижения.
-- Вы, может быть, стесняетесь? -- допытывалась Марья Степановна, учуявшая в поведении гостьи что-то неладное. -- Вы, может быть, думаете, что у нас супу не хватит? Супу-то хватит. Жидкого наварили много. А вот второго -- не знаю...
-- Нет. Очень вам благодарна, Марья Степановна. Я уже сыта. И от второго заранее отказываюсь.
-- Ну-ну, это мы посмотрим. Может быть, там еще и хватит...
Когда ели второе, Ксения Дмитриевна, чтобы не молчать, рассказала о своей неожиданной встрече с Гашей.
-- ...Живет своей квартирой. Видно, ни в чем не нуждается. Замужем. И он и она зарабатывают. Очень упрашивала меня поселиться у нее...
При последней ее фразе все пять физиономий обедающих вдруг повернулись к ней. И пять ложек, наполненных кашей, остановились в воздухе, между тарелками и раскрытыми ртами.
-- Ну и чего же вы не воспользовались ее предложением? -- тоном удивления высказала Марья Степановна их общую мысль.
Остальные четверо в знак солидарности с ней мотнули головами.
-- Я непременно к ней зайду, -- произнесла Ксения Дмитриевна. -- Завтра же пойду посмотрю...
-- Чего же там смотреть? -- резко проговорил Валерьян Валерьянович и насмешливо дернул плечами.
-- Поселяйтесь у нее, и больше ничего, -- дополнила слова мужа Людмила Митрофановна, костлявая женщина с маленькой головой и с узким, длинным, бесформенным, как веревка, туловищем.
-- Я поселюсь, но раньше хочу узнать, какая у нее семья, какой муж, -- оправдывалась Ксения Дмитриевна.
-- Не знаете, какой у нее муж? -- злобной усмешкой покривил лицо Валерьян Валерьянович. -- Известно: какой-нибудь коммунист, из рабочих, занимающий хороший пост.
-- Я этого не знаю, коммунист он или нет, -- сказала Ксения Дмитриевна.
-- Коммунист, коммунист, -- убежденно повторяла Людмила Митрофановна.
-- Партийный, партийный, -- настаивала и Марья Степановна. -- Гашка девка ловкая, сообразительная, за беспартийного она не пошла бы.
-- Но вы смотрите не зевайте, поселяйтесь у нее поскорее, пока она не раздумала, -- советовала гостье молодая хозяйка.
-- Помните, что Гаша у вас в большом долгу, -- помогала молодой хозяйке старая. -- Она вам многим обязана. Одних вещей сколько она у вас перетаскала, пока служила у вас горничной.
-- Как? -- с острым наслаждением вскричал Валерьян Валерьянович. -- Воровала?
-- Ну, конечно, -- ответила теща.
-- Вот так пролетариат! -- воскликнул Валерьян Валерьянович. -- Воры!
-- Ну, что она у меня там таскала?.. -- снисходительно пожала плечами Ксения Дмитриевна. -- Разную там мелочь: пудру, духи...
-- А чулки шелковые забыли? -- поправила ее старая хозяйка и перестала есть. -- А панталоны фильдекосовые, голубые, забыли?
На лице Ксении Дмитриевны скользнула тонкая улыбка.
-- Вы даже цвет тех панталон помните, -- сдержанно сказала она. -- Прошло семь лет революции.
-- Тогда и вы хорошо помнили, это вы только теперь забыли! -- съязвила старая хозяйка. -- Я помню, как вы тогда из себя выходили, собирались в сыскное на нее заявлять.
-- Да, это верно, -- не защищалась гостья. -- Но тогда я слишком много придавала значения своим тряпкам, а Гаша получала у меня такое маленькое жалованье...