– Он не просил меня вернуться, – подавляя досаду, что приходится отвечать перед младшим по годам и положению, бросил Амунд. – Я отбился от этой толпы сам и не сомневался, что Грим отобьется тоже. У него ведь сильнейшая дружина во всем войске…
– Была, – дополнил Жизномир его заминку.
– И он не звал на помощь. Это могут подтвердить и поляне, они отплывали позже нас. – Амунд кивнул на Божевека.
– Но его нет! – Годред встал на колени и выпрямился, чтобы быть повыше. – Мы ждем с рассвета, а сейчас уже солнце вон где! – Он ткнул вверх. – Что мы должны думать – что он погиб? И все его люди тоже?
Круг сидящих и полулежащих на земле бояр загудел. Каждый уже думал об этом, но Годо первым высказал общий страх вслух.
Если бы вождь пал у всех на глазах, было бы легче свыкнуться с этой мыслью и понять, как быть дальше. Но никто этого не видел, никто не мог подтвердить гибели Грима, и все попытки что-то решить упирались в безнадежную растерянность.
– Я не думаю, что хакан-бек зазвал его в гости, чтобы женить на своей дочери, – отрезал Амунд. – Если все было как рассказывают поляне, то конница отсекла киян от лодий, и они были перебиты.
– Ну а может, нет? – воскликнул Свен. – Может, он в плену?
Грим сын Хельги с трехлетнего возраста жил в Хольмгарде; сыновья Альмунда видели, как он растет, Свен, более близкий к нему по возрасту, в детстве вместе с ним играл и обучался биться на деревянных мечах. Перед отъездом из дома они пировали на его свадьбе с Ульвхильд, которую тоже знали всю жизнь. Им было труднее всех смириться с мыслью о его смерти – и с той, что им придется рассказать о ней Олаву и его дочери. В начале похода они отчасти ревновали Грима к киевским русам Фредульва, которых Хельги киевский назначил своему сыну в ближнюю дружину, потом привыкли. И вот Фредульв и прочие оправдали доверие – они погибли вместе с вождем, и сыновья Альмунда не могли отделаться от мысли: мы должны были быть на их месте. Или хотя бы рядом с ними.
– Если он в плену… – Амунд уже обдумал такую возможность, – то мы узнаем об этом не очень скоро. Но узнаем – когда хакан-бек пришлет к Хельги с предложением о выкупе.
– Но мы… – в досаде начал Годо.
– А мы ничего не можем сделать! – перебил его Амунд. – Если он жив, то его увезли в Итиль. А это целый переход по суше. Как мы поступим – бросим на берегу лодьи, раненых, добычу и пойдем пешком через степь? Чтобы нас порубили по дороге? Мы лишились пятисот человек за те два дня, а потом еще двухсот с лишним за эту ночь, причем самых лучших! Пытаться идти на Итиль – все равно что пронзить себя собственным копьем!
– И к тому же напрасно – если Грима нет в живых, – поддержал его Унерад, киевский боярин из полян.
– Мы бросим его… или его тело и уйдем восвояси? – Годо вонзил в Амунда негодующий взгляд.
– Хочешь – оставайся, – отрезал тот. – Я тебе приказывать не могу, воля твоя. Но я…
– Что – ты?
– Я ухожу дальше и увожу моих людей. Кто со мной? – Амунд оглядел собрание.
Воеводы отводили глаза. Было тихо, только Свен вполголоса переводил свеям речь Амунда.
– В былые времена считалось честью пасть на том же поле, что и твой вождь! – сказал Ормар, поняв, о чем речь.
– Грим был мне не вождь, – на языке волынских русов ответил ему Амунд; этот язык отличался от северного сильнее, чем язык хольмгардских и киевских русов, но понять друг друга они еще могли. – Родом я равен ему, годами я старше, и я уже владею столом моих отца и деда, что правили в Плеснеске. Я уступил ему звание вождя похода, раз уж боги… – он на миг запнулся, – и Хельги киевский так захотели. Но я не обязан умирать с ним заодно. Кто считает, что он обязан, – поступайте как знаете.
– Ты еще тогда, в Чернигове, хотел получить главный стяг, – припомнил Годо, испытующе глядя на него.
– Странно мне было бы этого не хотеть. Почему, я уже сказал.
Они смотрели друг на друга через полянку. Многие понимали, что на уме у Годо, а Амунд ждал, выскажет ли тот свои мысли вслух. Свену очень хотелось подергать брата за рукав: он понимал, что тот бесится от досады и бессилия, хочет найти виноватого в общей беде, но раздором с Амундом они свое положение уж точно не облегчат. Без Грима тот остался самым знатным, могучим и влиятельным человеком в войске. Единственным носителем настоящей княжеской удачи, которая была необходима в этом опасном положении.
– Ну а те, кто решит идти дальше, должны встать под мой стяг, – продолжал Амунд, не дождавшись. – Без единой головы и единой воли мы пропадем. У нас и так невелики надежды добраться живыми до земель Хельги Хитрого. Нам только до переволоки на Ванаквисль идти по Итилю почти месяц! Вы понимаете – мы пойдем вверх по реке, и это будет переходов двадцать пять, а то и тридцать! И что нас ждет на переволоке? Новое хазарское войско? Но глупо давать Аарону время на его сбор. Чем быстрее мы туда попадем, тем вернее прорвемся. Я отплываю нынче же.
– Но это бесчестье! – в отчаянии воскликнул Арнор из Силверволла.
На него устремились все взгляды: и об этом тоже думал каждый, стараясь затолкать эту мысль подальше.