Путь серебра

Хотел было сказать «какая она жена?», но опомнился: сам вчера подивился, как Вито выросла. С тех пор как он ее привез, прошло три года. Привези он ее такой, какая она сейчас, никто не назвал бы ее слишком юной, и даже Годо не стал бы ему советовать играть с ней в игры для младенцев, как делал тогда. Но почему-то мысль о том, чтобы жить с ней – и прямо сейчас, – казалась Свену не более уместной, чем в ту давнюю осень. Вито была частью дома, а себя он чувствовал частью этой вот бесприютной волчьей стаи, чуждой дому и принятой под кров лишь по уговору. Она была добычей другого Свена, который жил здесь три года назад, и не узнавала его в этом, нынешнем. Он и сам себя пока не особо узнавал. Не так уж вроде бы изменился: руки-ноги целы, только прибавились горбинка на носу и сабельный шрам на груди, а все же человек не тот…

Умытые, причесанные, в новых кафтанах, оба старших брата за родительским столом себя ощущали как в гостях и никак не могли вернуть себе чувство дома. Все вокруг было знакомое (кроме мелочей убранства, которых они все равно не замечали), но казалось каким-то маленьким и побледневшим. При мысли, что ехать дальше уже не нужно, накатывала растерянность: а что делать-то? Два с половиной года они привыкали каждое место, где находились, рассматривать лишь как привал на бесконечно долгом пути. Оба ухватились за мысль о необходимости скоро ехать на лов – еще день-другой дружины покормит Олав, но им надо как-то жить всю зиму. Толковали с отцом: данов и свеев осталось три сотни, с ними полтора десятка вильцев, но раньше весны их по домам не отправить. Добыча давала возможность купить хлеба, овощей и скота, но столько лишних запасов у кого-то еще надо найти – значит, посылать людей в разъезды по городцам и весям на Волхове и вокруг Ильменя. Излишки хлеба в этих краях редки, только если кто на новом пале[12]

сеял, да и те берегут на будущие тощие годы.

Воеводский стол пока оскудеть не грозил: братьям (Велерад тоже пришел повидаться прямо с утра) подали кашу с маслом, вареную курицу, тертую репу, запеченную с яйцами и молоком. Подавала на стол сама Радонега с помощью Витиславы. Вито при встрече лишь поклонилась Свену, но не подошла; он кивнул ей в ответ, но что сказать, не придумал. От ее замкнутого лица, опущенных глаз веяло отчуждением, и Свена это не удивляло: Вито теперь уже казалась куда более своей в этом доме, чем он сам. И чем дальше, тем напряженнее делалось ее лицо; под конец она едва удерживала слезы. Потом вовсе исчезла.

Едва успели закончить завтрак, как за братьями прислали от Олава. Оба разом вздохнули: заморский поход завершился, но заботам не предвиделось конца.

Стоя у входа в погреб, Витислава смотрела, как Годо и Свен идут через двор в своих новых кафтанах – такие похожие даже со спины, что любой сразу угадает в них братьев. Годо и сейчас выше, ноги у него слишком длинные, и на ходу он как бы загребает руками; Свен, напротив, очень соразмерно сложен, двигается плавно. Вито была рада, что из двоих старших братьев ей достался именно этот. Два с половиной года она ждала его с нетерпением, зная, что при нем у нее начнется новая жизнь, настоящая, взрослая. Сам Свен не обманул ее ожиданий – он изменился, но не к худшему, наоборот, теперь все в его внешности и повадках казалось ей куда ярче и значительнее прежнего. Радонега была не так уж не права: в первый миг новой встречи Вито с трудом его узнала. Но она понимала, что изменился не столько он, сколько она сама. Глазам ребенка была недоступна его привлекательность, а уму – понимание его заслуг. Теперь же чем больше она смотрела на него, тем красивее он ей казался, хотя красота эта пугала своей суровостью. В нем была та новая жизнь, которую она так ждала, но сарацинский поход так его прославил, что она робела перед ним. Вито терялась, хотела завести с ним разговор – и не знала о чем. Как ей войти в эту новую жизнь, как сделать ее своей?

* * *

В гриднице ждал только Олав, женщины не показывались. Годо поводил глазами, надеясь увидеть Сванхейд, но отсутствию Ульвхильд оба только обрадовались. Сам ее вид служил им упреком, белое платье, казалось, вопрошало: почему вы вернулись, когда ваш вождь погиб? Сокровища из доли Олава уже были убраны, но в углу еще лежали мешки с поклажей из двух Гримовых лодий, которые он в тот последний вечер велел им забрать с собой.

– Госпожа Ульвхильд… – начал Свен, когда их усадили близ хозяйского сиденья и налили пива в серебряные чаши, ими же привезенные. – Она не желает… посмотреть добычу?

Привезенная добыча была их честью и гордостью, весомым доказательством их удачи. То, что Ульвхильд отвергала ее, обесценивало все труды и пролитую кровь.

– Она захочет, – кивнул Олав. – Но чуть позже. Я думаю, она захочет узнать, как эти вещи оказались у вас.