Свен смотрел ей вслед, держась за крышку ларя; радость от ее поцелуя, от этой попытки протопить ледяную стену смешивалась с мучительным сомнением. Он ее муж, да, он имеет право на ее поцелуи и все такое. Но она ведь не пленница, не рабыня. Она – госпожа его дома. Как важно устроить так, чтобы она не возненавидела его за эти права, присвоенные им когда-то без ее согласия. Пока вроде все шло неплохо, насколько он мог судить. Но она так молода, в то время как себя он чувствовал слишком уж старым. Сможет ли он когда-нибудь стать для нее по-настоящему своим, исчезнет ли до конца эта прозрачная стена?
В гридницу Олава семейство Альмунда явилось все целиком, даже Илетай. Там было полно народу: вся старая и новая дружина, Братигость со Сдеславом из Словенска, старейшины окрестных селений, Ветурлиди с двумя старшими сыновьями. Гости сразу замечали, что добыча убрана: со стен исчезли ковры и дорогие одежды. Зато сидевшие за столами новые и старые хирдманы по-прежнему красовались яркими кафтанами и шапками, звучал оживленный разноязыкий говор. Вито, в голубом платье, отделанном багряно-золотистым шелком, поверх него вместо обычного кафтана надела красный парчовый, вернее, накинула на плечи, как плащ, иначе запуталась бы в широких длинных рукавах. Золотая нить узоров мерцала при свете огня, и Вито была во всем этом так хороша, что ее встречали изумленными возгласами. Свен, пока она здоровалась с хозяевами и шла со свекровью и второй невесткой к женской стороне стола, неприметно переменился в лице – она показалась ему совсем взрослой и почти незнакомой. Он увидел ее так, как видят все люди: юная знатная госпожа, украшение рода. Привезенные сокровища служили к ее чести, но еще лучшим сокровищем была она сама – другой такой и за Хазарским морем не сыскалось. Свен сам себе тайком позавидовал; снова вспомнился ее поцелуй в клети, и воображение бежало вперед – за этим ведь должно последовать и другое… Не сегодня, не завтра… но скоро. Сейчас он впервые увидел в ней ту супругу, которой она должна стать, и осознание, что он не ошибся в выборе, наполнило его гордостью и счастьем.
Со всех сторон на Вито устремлялись любопытные и восхищенные взгляды. Замечая это, она разрумянилась и была так хороша, что никакая дочь конунга не смогла бы с нею сравниться. Блестели на очелье золотые кольца, привезенные с родины, по три с каждой стороны, придавая ей сходство с девой зари, в чьем лице живет зимою золотисто-розовый свет. Даже Сванхейд, тоже богато одетая, впервые за все время взглянула на нее пристально – не как на девочку, которую нужно опекать, а как на соперницу. Равная ей происхождением и богатством убора, Вито была на девять лет моложе, но уже достаточно выросла, чтобы благодаря богатству, положению и славе мужа притязать на высшее место среди жен Хольмгарда. И первой красавицей в нарядных уборах она могла оставаться еще очень много лет! Только звание королевы позволяло Сванхейд сохранять свое верховенство. Правда, она была слишком уверена в себе, чтобы невзлюбить Вито за красоту, и лишь усмехалась тайком: надо же, птенец-то вырос!
Но Ульвхильд, вдова в белых одеждах, оказалась в опасности выглядеть жалко по сравнению со своей младшей подругой. Настало самое время ей сделать следующий ход и вновь заставить всех говорить и думать о себе.
Когда Олав дал знак к началу пира, опять появились серебряные чаши: Сванхейд подносила их гостям. Ульвхильд не было видно, но само ее отсутствие было словно молчаливый вызов, призыв к вниманию. То и дело сыновья Альмунда неприметно оглядывались, ожидая увидеть одетую в белое молчаливую фигуру – фюльгью, вестницу неумолимой судьбы. Сванхейд, проходя мимо верхнего края стола, поглядывала на них многозначительно, чем подкрепляла ожидания.
– Третий кубок мы поднимем за павших, – объявил Олав, снова встав за своим коротким хозяйским столом. – И первый, кого мы поминаем, – это мой зять, Грим сын Хельги, доблестный муж моей дочери Ульвхильд.
Свен заметил, что многие в гриднице при этом взглянули на них с Годо, и это был настораживающий знак. Слух о том, что Ульвхильд если не винит сыновей Альмунда в гибели мужа, то считает опозоренными, расползался по Хольмгарду и округе, но помешать этому они могли так же мало, как удержать руками осенний туман.
Отворилась дверь новой шомнуши, которую Олав пристроил к гриднице перед свадьбой дочери, и появилась Ульвхильд. Как всегда теперь вся в белом, она несла перед собой большую позолоченную чашу, которой никто еще здесь не видел. На боках чаши были вычеканены вооруженные всадники и рычащие львы, оттененные позолотой. Все отметили новизну и высокую стоимость сокровища, и у Свена екнуло сердце – он понял, что это значит.
– О-о! – вполголоса воскликнула Вито, сидевшая напротив него; обернувшись, она тоже смотрела на Ульвхильд.