Когда разгруженная лодья продвигается вперед, наползая на катки, то, если рабочих рук в достатке, бывает, она мчится со скоростью идущего быстрым шагом человека. Если есть смена работников, за день можно так одолеть обычный дневной переход. С грузом, конечно, песня выходила не такая веселая, да и толкать приходилось осторожнее.
– Раз-раз-раз! – подбадривал Годо, направляя движение.
Десятки людей, вцепившихся в борта, вели лодью по каткам так быстро, что сами едва успевали перебирать ногами. Казалось, лодья идет сама, а люди лишь пытаются не отстать, удержать это ожившее своевольное чудовище, стремящееся от них убежать. «Вот почему большие корабли часто называют Змеями, – мельком подумал Свен. – Ползет, что твой Фафнир…»
Когда лодья проезжала на половину своей длины и нос ее под собственной тяжестью начинал клониться вплотную к земле, Годо кричал: «Стой!», и десятки голосов повторяли за ним, чтобы услышали все до одного. Делали остановку, туша лодьи припадала к земле, носовые и бортовые могли передохнуть, пока другие перемещали освободившиеся катки из-за кормы вперед, под нос.
– Приготовились! Улле, ногу оттуда убери, ётуна мать! И-и-и оп!
Лодья рывком двигалась вперед и проезжала еще на половину собственной длины. Одни тянули за канат, другие толкали борта, и длинная лодья, способная нести двадцать человек со всей поклажей, сама ехала, влекомая силой рук полусотни людей.
Позади уже выволокли на берег и поставили на катки вторую лодью, потом третью…
Хрясь! Лопнул один из канатов у носа.
– Приготовились! И-и – раз!
Работа была тяжелой, но русам не в первый раз приходилось ее проделывать, и действовали они слаженно. Особенно подгоняла мысль о хазарах – о тех, что, возможно, уже готовятся к наскоку. «Чем быстрее пойдем, тем больше надежд уцелеть», – внушал всем Годо. Ближайшие три-четыре дня потребуют напряжения всех сил, зато наградой, если боги окажутся милостивы, станет спасение жизни и добычи.
– Поехали! Тове, ты чего, устал? – покрикивал Годо, уложив в очередной раз катки перед носом.
Сейчас у них еще были силы смеяться в ответ.
– На ровный киль держим, на ровный! И – раз!
Пологий длинный откос берега все еще шел вверх. «Как выйдем на гребень, там, на ровном, будет легче, – думал Свен. – Хотя в ближайшие трое суток какое-нибудь «легче» – это не про нас. Уже к вечеру мы будем хотеть только одного – сдохнуть». Свен толкал вместе со всеми, надеясь заодно работой отвлечься от тревог, как неизбежных, так и бесполезных. Будь как обычно, они попали бы в воды Дона-Ванаквисля уже на третий день, дважды переночевав при гостиных дворах, расставленных вдоль всего волока. Но теперь идти придется намного дольше. Груженые лодьи не получится двигать со скоростью пустых, да и часть людей приходится держать в дозоре, чего обычно не требовалось.
– Сто-о-ой! Катки вперед!
«Да и суждено ли нам увидеть Ванаквисль», – думал Свен, вместе с другими бортовыми опустив руки и наслаждаясь краткой передышкой. При мысли о долгом пути через степь екало сердце. Свен не верил, что удастся обойтись без столкновений, как не верил, что после этого дня не наступит ночь. На месте хакан-бека он не стал бы распылять силы ради дорожных стычек, не способных принести коннице настоящий успех, а потратил бы время на сбор хорошего войска для удара именно здесь – на участке между двумя реками, где русы с их тяжелым грузом будут почти беспомощны, как рыбы на суше. Они сталкивались с арсиями – личной охраной хакан-бека, но главную-то ударную силу хазар составляют не арсии, а «дети тарханов» – конные дружины знати. Этой конницы у хазар, как говорят, не то десять, не то двенадцать тысяч, и она без труда разбивает войска численностью в три-четыре раза больше. Выстояв в схватке с арсиями, русы обрекли себя на столкновение с «детьми тарханов», и у тех было время полностью собраться и приготовиться к сражению. Теперь против русов неизбежно выступит сам хакан-бек, а с ним будут собранные со всей знати десять тысяч всадников – с копьями, топорами, кистенями, саблями, в крепких доспехах. А если добавить к ним пешее, легко вооруженное ополчение, то наберется и тридцать, и сорок тысяч человек. Короткие волосы вставали дыбом при мысли об этой силище, которая должна была обрушиться на русов почти так же неизбежно, как ночная темнота. Силы русов меж тем не увеличивались, взять подкрепления им негде, восполнить потери невозможно. В глубине души Свен был почти уверен, что жить всем им осталось день-другой. Возле этого вот смоленого борта он и умрет, пришитый к доскам невесть откуда прилетевшей стрелой… Дали бы боги хоть погибнуть достойно, с оружием в руках. А то еще попадешь в рабство и будешь таскать на этом же волоке чужие лодьи, пока не сдохнешь…
– На ровный держим! Поехали, поехали, поехали! – призывал впереди Годо. – Стой!
Свен поднял голову, утирая мокрый лоб. Тут же, едва треск и грохот стихли, он расслышал впереди звук рога – то, что Годо разобрал на несколько мгновений раньше. Тьяльвар подавал знак. Вот оно! Ну а как же иначе?