— Я не кудесник и не скажу, станет ли небо красным — этого нельзя предположить с достаточной уверенностью. Но подобные приметы хранят многое, что отметил наблюдательный человек за столетия своей жизни на земле. Научную основу в них можно найти, она там есть, хотя и скрыта за поэтической формой. Капельки тумана, например, вызывают рефракцию лучей, и тогда вокруг луны образуется вот такое облачко.
Вечерний бриз приятно обдувал мое пылающее лицо, бросая волну волос то на лицо, то назад на плечи.
— Да, здесь более-менее ясно. А что насчет сверхъестественных явлений, таких, каким нет еще не то что объяснения, но и определения? Как наука объясняет их? Ведь они выходят за рамки любых научных постулатов.
«Мы с вами умные люди и не верим ни в духов, ни в призраков», — говорил Лоренц Штерн со своим немецким акцентом, стоя у источника в фазенде де ла Фуэнта.
— О каких явлениях вы говорите, позвольте полюбопытствовать?
— Например, о… — Я вспомнила то, о чем говорила Джейлис. — Например, о кровоточащих стигматах, астральных путешествиях, о видениях, предсказаниях, словом, обо всем том, чему наука не может подобрать хоть сколько-нибудь вразумительного объяснения. Рационально объяснить эти вещи нельзя. Куда, в какой разряд их отнести?
Штерн, готовясь к длинной пространной лекции, уселся поудобнее.
— Прежде всего следует заметить, что наука имеет описательные функции как основные. «Как это происходит?», а не «почему это происходит?», понимаете? Причины явлений тоже становятся предметом ее исследований, но нужно понимать, что на многие вопросы наука не способна дать ответы. Возможно, следующий этап ее развития принесет новые открытия, но сейчас существует ряд феноменов, не находящих рационального объяснения, как вы верно отметили. Наши познавательные возможности пока ограниченны, и нельзя винить в этом науку. Пока мы только фиксируем то, чего не знаем, а со временем подыщем ему объяснение, смею надеяться.
— Но ведь люди хотят знать сейчас, а не через сто лет. Наука, возможно, может и подождать, но…
— Да-да, человеческое любопытство.
Штерн выровнялся на скамье и принял позу, подобающую лектору.
— Да, люди хотят знать, и наука идет им навстречу, желая объяснить происходящее и себе в том числе. Ученые выдвигают гипотезы, но не всегда предложенные гипотезы содержат в себе доказательства того или иного постулата. Есть вещи — и я сам их наблюдал, — которые пока нельзя объяснить. Дожди из рыбы, например, знаете такие? Когда на землю падает рыба в изрядном количестве, причем рыба одного вида и приблизительно одинаковая по размерам. Мы не знаем, как это объяснить, но говорить, что это результат вмешательства сверхъестественных существ, тоже нельзя — нет доказательств. Вряд ли какой-то бог или мифическое существо дарит ни с того ни с сего землянам такое количество еды. Я предполагаю, что это результат действия природного явления: где-нибудь прошел водяной смерч или торнадо, а мы пожинаем плоды. Правда, смерч не объясняет, как можно лишить всех рыб голов. Подумать только: все рыбы без головы! Едва ли это можно относить на счет метеорологического явления.
— Вы видели это лично?
Штерн издал смешок.
— У вас, миссис Фрэзер, прямо научный подход, сразу спрашиваете, видел я или нет собственными глазами. Должен вам сказать, что я видел и видел сам. Целых три раза, из которых рыбный дождь шел дважды, а третий раз я наблюдал дождь из жаб.
— Вы, верно, находились у озера или берега моря?
— Не всегда, не всегда. Однажды рыбы падали, когда я был у моря, второй раз сыпались лягушки, и я был у озера, а вот в третий раз я был на суше, и ближайший водоем располагался в двадцати милях от меня. Но упавшие рыбы были океаническими. Что самое интересное, так это то, что они просто-напросто буквально валились с ясного неба, на котором не было ни облачка. Погода была безветренной, никакого намека на смерч или что-то подобное, что объяснялось бы всасыванием обитателей морских глубин, но ничего этого не было, ни-че-го! А между тем я сам видел, это факт.
— Стало быть, фактом является только то, что вы видели воочию? — подколола я.
Джейми, услышав смех натуралиста, завозился и забормотал, но когда я погладила его по голове, он снова уснул.
— И да и нет, наука не знает, стало быть, и я не знаю. Как об этом говорит ваша Библия? «Блаженны не видевшие и уверовавшие»?[41]
— Да, именно так.
— Приходится не считаться с отсутствием доказательств и слепо верить, согласен. Я, видите ли, ученый еврей и потому могу по-разному оценивать и стигматы, и процесс воскрешения мертвых, что едва ли осмелился бы сделать правоверный иудей. Цивилизованный мир принимает это на веру, я же подвергаю сомнению.
— Да вы прямо Фома неверующий, ведь он тоже был евреем!
— Да, но потом он уверовал. Это его и сгубило: он стал христианином и впоследствии мучеником. Он был блажен, пока не верил, вопреки Писанию, — прибавил Штерн.