Путешествие из Петербурга в Нью-Йорк. Шесть персонажей в поисках автора: Барышников, Бродский, Довлатов, Шемякин и Соловьев с Клепиковой

Афины и Иерусалим.

Велосипед

– Психологический тест! – торжественно объявила Мартина, останавливаясь у припаркованного на узкой сиракузской улице велосипеда. – Кто какую часть выбирает?

Частей у этого вида транспорта не так уж много, а потому я ответил первым, наобум:

– Педали.

– Седло, – сказал мой сын.

– Звонок, – сказала Мартина.

Выяснилось, что помимо плавания, в чем мы убедились, тайно, как Актеон за голой Артемидой, подглядывая за ней в чем мать родила с берега Ионического моря, наша спутница увлекается велосипедом, и в ее собственном – вот беда! – нет звонка.

– Это не объяснение, – сказал я. – Слишком буквально. У меня нет велосипеда, а в велосипеде у Юджина есть все необходимое и, уж конечно, седло. Что-то тут другое…

Некоторое время мы шли молча, думая каждый о своем. Я – о том, что прямоговорение искусству противопоказано, и если я буду писать про этот эпизод, мне придется еще поразмыслить о наших велосипедных предпочтениях, подключив в помощь «вселенского учителя», понятно, о ком я? Как раз со мной мне было вроде бы все ясно, и я уже смутно догадывался, почему Мартина выбрала звонок, минуя меркантильные причины, но почему Жека-Юджин выбрал седло? Ладно бы седло на лошади, но на велосипеде? Как-то не в его характере такая усидчивость. Или пассивность?

Поясню только, что разговор велся по-английски, где звонок и колокольчик одинаково bell. А то не будет ясно дальнейшее.

Мартина у себя в Равенсбурге преподает в школе биологию и математику, предпочитая девочкам мальчиков, пусть те и труднее, но интереснее, хоть и задают каверзные вопросы. Жека развлекал ее историями из своей жизни, не касаясь последней истории – развода, а я приобщал к старому и древнему искусству, благо Сиракузы – музей под открытым небом. Готики у Мартины было до отказа в ее Германии, зато античность внове – боюсь я слегка перебрал, втолковывая в ее хорошенькую головку архитектурные термины: антаблемент, каннелюры, капитель, фронтон, метопы, триглифы и проч. Одно другому не мешает – и пару раз я наклонялся к ней и вдыхал аромат ее волос, а в ответ на ее удивление сослался на фильм «Запах женщины» с Аль Пачино, хотя внюхиваться в женские волосы у меня вошло в привычку, начиная с первой любви, которая оказалась последней и единственной. Остальное – так, легкие влюбленности, как в Мартину, а то и без всякой влюбленности.

Познакомился я с Мартиной еще в автобусе по пути из аэропорта в Катании до Сиракуз, потом свел их с сыном и всячески подталкивал друг к другу, а были мы неразлучны все эти сиракузские дни, как Жюль и Джим и их девушка, имени не помню, ее играет Жана Моро, в фильме Трюффо, хоть Жеке это мое сравнение и не понравилось. Ну да, сводня, но мой сын только что развелся после мучительных последних лет семейной жизни, а отношения Мартины с ее бойфрендом были, по ее словам, на грани разрыва. «Давно надо было расстаться», – сказала она. «Давно надо было расстаться», – подумал я про Жеку и мою экс-невестку.

Забегая вперед: из моего сводничества ничего не вышло. Мартина шутила, что не знает, кто из нас отец, а кто сын, и явно предпочитала наш тройственный союз, никому из нас не отдавая явного предпочтения, а у меня с сыном возникло даже нечто вроде соперничества, к которому я относился усмешливо, зато Жека-Юджин всерьез на меня осерчал, хотя с меня взятки гладки, я подключился к этой игре только в самом-самом конце, когда увидел, что ничего путного у них не выходит. Слава богу, эта размолвка была единственной за все наше трехнедельное путешествие. А так душа в душу.

Вообще-то Мартина скрасила нам путешествие: умненькая, миловидная, общительная, немного грустная (поневоле), но склонная по натуре к веселью женщина, лет этак тридцати, плюс-минус, она привязалась к нам, а мы к ней. Если не можешь женщину уестествить, то хотя бы рассмеши – уж не помню кто сказал, может быть, я сам. Мы с Жекой старались изо всех сил – развлекали Мартину, как могли. И кой-чего добились: на всех снимках она смеется и выглядит счастливой.

Поначалу она сопротивлялась возникшим между нами тремя флюидам и даже попыталась от нас отделиться, когда мы сошли с автобуса и отправились в ближайший хостел, рекомендованный в путеводителе. Пока мы с сыном предъявляли свои паспорта и расплачивались, она вдруг подошла к нам и объявила, что поищет что-нибудь другое и с двумя тяжелыми рюкзаками, спереди и сзади, двинулась на поиски. «Мы ее больше не увидим», – взгрустнул мой сын, которому одинокая эта немочка очень даже приглянулась. Как и мне: мысленно я даже простил ее соплеменникам 6 миллионов, да и какая там коллективная ответственность у третьего поколения: ее дедушка воевал на Восточном фронте и несколько лет провел в советских лагерях для военнопленных. «Обязательно увидим, – приободрил я Жеку. – Здесь просто нельзя не встретиться – Ортиджа не так велика». И вдруг меня осенило, и я сделал смелое предсказание, которому сам не очень верил: «Она еще вернется обратно».