Так почему все-таки из всего велосипеда я выбрал педали, Мартина Виллманн – звонок, а Юджин Соловьев – седло? Ну со мной все ясно: всю жизнь активничал, человек действия, я всегда был инициатором, кузнецом своего счастья – или несчастья, всяко. У Мартины в ее молодой жизни была и вся вышла большая любовь, с тех пор она словно заснула, впала если не в душевную кому, то в летаргический сон, ей нужен звонок, колокольчик, а то и колокол, чтобы пробудить ее к новой жизни, чего я ей всячески желаю.
А почему мой сын выбрал седло? Мое первоначальное заключение кажется мне теперь ошибочным. Нет, не усидчивость, а устойчивость, не пассивность, а спокойствие.
После травматического опыта семейной жизни ему нужна стабильность, равновесие, покой и гармония, чтобы удержаться в седле жизни. И в поэтическом седле, коли Юджин Соловьев стал писать стихи, оседлав крылатого Пегаса.
Быть Еленой Клепиковой. Очная ставка Петербурга с Нью-Йорком
Владимир Соловьев. Расколотый мир Елены Клепиковой. Портрет соавтора как автора
Как-то позвонила мне Наташа Шапиро из «Русского базара», с которой мы время от времени ведем душещипательные беседы, а не только по делу, и сказала, что хотела было послать к нам своего сотрудника, чтобы сделал интервью с Леной Клепиковой, постоянным автором и членом редсовета этого нью-йоркского уикли, а потом подумала – не сподручнее ли взять у нее интервью ее мужу и расколоть эту по жизни молчаливую женщину? То есть мне. Сначала я согласился, а потом призадумался. Ведь вся наша совместная жизнь с Еленой Клепиковой – это сплошное интервью, которое мы берем друг у друга, причем многие вопросы до сих пор без ответа. Особенно – мои: не достучаться. Сколько живем вместе, а она так и остается для меня книгой за семью печатями. И чтобы она была молчаливой по жизни? Нет, не скажу. Слово иногда не дает сказать, даже когда я пытаюсь оправдаться. Монологистка, диалоги не по нутру, тем более с несогласным собеседником. Брать у Лены интервью – разве что под пыткой или под гипнозом, но как тогда отличить ложные признания и самонаговоры от истины? Единственный выход – пойти на компромисс и прочесть ее прозу и публицистику вчуже, профессионально, как литкритик.
Убей меня бог, если я понимаю, почему не могу писать о Елене Клепиковой как о писателе на том только основании, что она живет в одной со мной квартире, является моим соавтором по политическим триллерам и аналитическим мемуарам типа этой книги, да еще – по совместительству, всё с бо́льшим трудом совмещая – женой Владимира Соловьева? А если мы с ней разбежимся, а то и вовсе разойдемся, не дай, конечно, бог – тогда табу будет снято? Я столько раз – под именами вымышленных персонажей, а в исповедальной прозе и под ее собственным именем – писал о ней как о жене, как о женщине, как о любовнице, как о человеке, накатил на нее, верно, кучу компры (смотря как посмотреть), так отточил об нее свое перо прозаика и мемуариста, то в самом деле почему – равновесия и справедливости ради – не дать, наконец, слово литкритику, коим я, будучи в литературе многостаночником, тоже являюсь, и написать о Клепиковой вчуже, со стороны, будто и не знаком лично, а токмо по эссе и художке? Есть даже такая теория, что писателя лучше знать по его произведениям, а не лично. В моем случае, никуда не денешься – я знаю Лену лично и как писателя. Предположим, два разных человека под одним именем. Даже не родственники – однофамильцы. Даже не однофамильцы – Клепикова & Соловьев.