Путешествие к живым

Академик Е. Н. Павловский

Как и почему я поехал — объясню потом. Опуская всякие предисловия, я переношусь сейчас в глубь Азии с той же стремительностью, с какой проделал это в начале своего путешествия. Первый этап путешествия оказался и самым отдаленным. Затем мне пришлось продвигаться по земле точно так же, как продвигаются вверх по реке путники, которых еще недавно увлекало вниз головокружительное течение.

Я попытаюсь передать то, что мне было суждено познать: непреодолимую глубину человеческих страданий и в то же время неисчерпаемые силы, которыми исполнены сегодня далекие народы, только что завоевавшие свободу.

Не буду говорить о моем отъезде. Скорее речь пойдет об одном из тех жизненных поворотов, которые одновременно и самым непонятным образом позволяют глубже познать мир и самого себя.

ФИЛИППИНЫ

Остров Лусон

Манила, 75 октября 1956 года. Я ровно ничего не знал о Филиппинах. Ни случайный разговор с путешественником, ни прочитанная книга или услышанный рассказ, дающие нам обычно известные представления о мире, не переносили меня мысленно в эту страну, которая в силу самой своей отдаленности казалась мне абстракцией. Филиппинцы относятся к тем далеким народам, а Филиппины — к тем окраинным территориям, о жизни которых нам известно не многим больше, чем географам средних веков. Если бы я тогда задумался над причиной своего невежества, то, без сомнения, объяснил бы его тем, что об этой стране вообще мало что известно. Подобное толкование оправдало бы меня, но неосведомленность моя от этого не потеряла бы своей непреложности. В нашем западном мире, где все поставлено на деловую ногу, нас не столько информируют, сколько создают впечатление, будто информируют. Со временем мы начинаем принимать свое невежество за результат разумного отбора полезных сведений и полагаем, что несведущи лишь в том, чем можно легко пренебречь.

Плачевные результаты такого заблуждения обнаруживаются во время путешествий, в особенности когда приближаешься к странам, преданным забвению. Вот тогда-то и начинаешь сознавать, что многое упущено. И тебе уже не терпится добраться до горизонтов этой страны, которая в твоем воображении пока еще бесцветна и лишена определенного лица. Но сегодня я, наконец, убедился, что, как и любая другая страна на земле, Филиппины не бесцветны.

При ослепительном, отраженном морем свете я вижу, как на меня наплывают черные острова. Контуры островов так резко вырисовываются на фоне неба, что, несмотря на неподвижность воды и воздуха, вид их кажется вызывающим. Подобное впечатление возникает потому, что я высаживаюсь в том месте, где архипелаг круто вздымается над морем. Далее берег опускается и уходит под воду; страна, прилепившаяся на краю этого склона, вечно зависит от милости стихии. Если смотреть с корабля, то видишь черные скалы, лишь на мгновение загораживающие от глаз открытую ветрам, исхоженную вдоль и поперек землю. Эти черные скалы — та вершина, с которой филиппинский народ в течение веков вглядывался в лик грядущей истории. Попадая под владычество то одних, то других иноземцев, этот народ был обречен на нескончаемое и тщетное ожидание. Здесь он воздвиг свою столицу — город пассивного бдения.

Манила, 17 октября. Сначала как-то трудно убедить себя, что Филиппины — страна азиатского материка. Берега архипелага, поросшие кокосовыми пальмами, слегка склонившимися под напором муссонов, напоминают Полинезию. То же можно сказать и о лицах обитателей Филиппин, за исключением тех случаев, когда встречаются типы, очень сходные с жителями Центральной Америки. Впрочем, Старый Свет проглядывает в строгом стиле испанских церквей и старинных общественных зданий. А рядом, на углу площади, распахнуты двери кафе, словно перенесенного сюда из Техаса. Здесь звучит резкая синкопированная музыка, продаются газированные напитки и стоят, облокотившись на стойку, немногословные посетители.

Там, где Тихий океан смешивает свои воды с водами Китайского моря, азиатский континент разбросал более семи тысяч островов: разбросал — и пустил по течению. История подтверждает такое впечатление. Более четырехсот лет Филиппины швыряло в ее волнах.