Путешествие по Карелии

Иришка плакала под кустом дикой малины. Тётя Настя, завидев дочь издали, бросилась к бедняжке, обняла, зацеловала лицо.

– Что ты тут делала? – резко спросил Гриша.

– Не нужно грубости, – вступилась за дочь тётя Настя. – Разве не видно – ребёнок напуган!

– Ребёнок… – процедил Гриша. – Скорее, барышня на выданье. В чём дело?

– Не хочу уезжать, – пропищала Иришка. – Мне этот остров понравился. Я не хочу на другой.

– Дура! – выругался Марк и, приправляя свою речь неразборчивой бранью, зашагал к катамаранам.

– Моя необыкновенная девочка, – прошептала тётя Настя.

Иришка съёжилась под взглядами искавших её людей, всхлипнула и поспешила спрятаться за маму.

Ошарашенная Соня поняла, что в её голове сложился этюд: дочь, как щит, заслоняет мать от собственной жизни, даря ей достойное оправдание.

– По местам! – отдал приказ Гриша.

Гребли под счёт, на разговоры ни сил, ни времени не оставалось. Приходилось бороться с течением из норовистых потоков. Катамараны кидало из стороны в сторону. Только и оставалось, что выруливать. Речка принимала в себя всё новые и новые потоки и наконец сама впала в спокойную и широкую реку Айзу. Воды её несли катамараны в нужном направлении. Экипажам оставалось только подгребать и выруливать.

Кирюха воспользовался моментом и развалился на катамаране, приспособив надувную подушку (её нужно было зажимать между коленей, как опору для уставшей спины). Он вальяжно закинул удочку в воду. Марк гоготнул и последовал его примеру – только без удочки. Довольная Иришка с улыбкой оглядывалась по сторонам. Тая с непониманием смотрела на рыжую путешественницу. Казалось, та уже забыла о желании не покидать остров. А может, желание просто стало поводом для каприза. И Тая подумала, что в Иришкином мире всё происходит как-то наоборот, причины и следствия меняются местами.

– Отдыхаем! – запоздало отдал команду Гриша.

Незаметно небо затянуло тонкой вуалью облаков, из которых, как из укрытия, выступили тучи. Сверкнула молния. Весёлый трёп прервался. Свет алой дымкой высветил на небе женское лицо. Ещё молния – и алый крест перечеркнул его.

Река заложила крутой вираж и влилась в озеро. Заморосил мерзкий дождик – крохотные капли иголками кололи кожу. Животы урчали всё настойчивее. И чувство голода будило и обостряло злость.

Гром раскатами прошёлся по земле и отзвуками женского смеха повис над горизонтом.

– Греби нормально! – крикнул Марк Иришке, старательно окунавшей весло в воду.

– Я… – растерялась Иришка. – Я гребу.

– Ты просто мочишь весло в воде! Так мы никогда не доберёмся до берега!

– Может, для ночёвки этот остров подойдёт? – предложила тётя Настя, указав на высившуюся по левому борту груду камней.

– Нам сухостой нужен – без него никакого обеда не выйдет, – ответил Гриша.

Дождь усиливался.

Они плыли вдоль обрывистых берегов с плохим подходом. Гриша не рискнул направлять туда катамараны.

Волнение нарастало. Предложения становились настойчивыми до истеричности. И Гриша повёл катамаран к неприглядному, но более или менее подходящему для остановки островку. Команда выгрузилась на берег. Повеяло сладковатым запахом вереска.

– Осторожнее с огнём, – предупредил Гриша.

Он приметил, что на три четверти остров заболочен. Оставшаяся четверть делится на узкую кромку покрытой зеленью суши, обращённой к рассвету, и сырую, мягкую, не пригодную даже для травы землю.

Вереск цвёл на болоте, значит, на дне – торф.

– Не курить! Костёр разводим у воды! – приказал Гриша. Достали котлы и провизию.

Гриша собрал мужскую половину походников, раздал топоры и пилы и отправил искать на острове дрова. Женщинам предстояло готовить. Котлы наполнили водой. Решили делать макароны с тушёнкой.

На сухостой остров оказался небогат. Зато насквозь был изъеден змеиными норами. Сырые ветви разгораться не хотели. Гриша поручил Марку разжечь огонь. Задание Марка взбодрило. Он надменным взглядом прошёлся по Эду и Кирюхе. Дрова, однако, не подчинялись задиристому юноше и не загорались. Даже ком бумаг не спас положение – вспыхнул, облизнул рыжими язычками сырое дерево, обхватил мелкие ветви и погас.

Марк извёл три коробка спичек. Кирюха не выдержал и захихикал. Взвинченный неудачей, Марк взорвался руганью и кинул в насмешника четвёртый коробок.

– Давай-ка, умник, разожги, а я посмотрю да посмеюсь! – Марк стал угрожающе надвигаться на Кирюху.

Тут вмешался дядя Гена, молча взял коробок из рук Кирилла, присел на корточки у шалаша из полешек, отгораживая парня от Марка.

Слабый огонёк зарделся под его руками, забился сердечком в мрачном шалаше, объел кору с поленьев, стал вгрызаться глубже и потух от таившейся в глуби дров влаги.

Гриша пересобрал полешки из «шалаша» в «колодец», запалил, с одной стороны подул, с другой – рукой прикрыл, щепы подкинул, пару светлых веток поверх положил, и костерок зашёлся.

Котёл стал нагреваться, закипел, но в самый неподходящий момент костёр погас. Дрова закончились, а остров больше не мог дать дров. Макароны ели полусырыми.

…Отобедав, вернулись на воду.

Гриша, видя мучения неопытных гребцов, отдал команду причаливать – на этот раз для ночёвки.