Путешествие по Карелии

Никто не заметил, как Кирюха юркнул за пригорок, под орешник. Он сжимал в руках небольшой свёрток. Ещё до погрузки Кирюха прошерстил сумки и выудил остатки еды: заваривающуюся картошку, пачку макарон, крупу. К припасам положил блёсны и раскладную компактную удочку, нож и спички с зажигалками.

Всё, что нашёл, завернул в несколько целлофановых пакетов и осторожно, прячась за скелетом палатки, отступил в тень орешника. Он подумал, что Тае не помешает своеобразный лабаз. Целлофановый свёрток с откупом за пропавшую девушку. Целлофановый пакет как маленький, пропитанный трусостью хозяина кусочек заботы. Ещё одна маленькая жертва – вроде поминальной трапезы, которая предназначается если не ушедшему, то духам, забравшим его. Задобришь духов, покормишь – и не пойдут они за тобой по пятам, чтобы утащить в чащу лесов.

Кирилл, конечно, этого не знал.

Он просто хотел заглушить тоскливый вой под сердцем – жалко ему было Таю.

Первые пассажиры в лице Иришки и Эда заняли свои места. Вернулся в автобус и Кирюха. Безропотно сел на своё место.

– Кровь! – неожиданно взвизгнула тётя Настя, указывая на бурое пятно у подножки автобуса.

– Успокойтесь, – устало сказал ей Гриша. – Это глина.

Тётя Настя затряслась и расплакалась. Дядя Гена, придерживая её за локоток, помог зайти в салон.

Эд посмотрел сквозь стекло. Он увидел, как сотни сотен лет назад Тая выходит из шатра. Солнце уже высоко. Голову ломит от наркотического похмелья. В вечернем напитке оказалось многовато сон-травы. «И почему она не придала значения пряному аромату?»

Пошатываясь, Тая подходит к кострищу. Угли ещё тлеют.

– Где все? – говорит Тая, массируя виски.

Смутно всплывают события вечера. Тая замечает следы волочения. Идёт по ним к пригорку. Но дальше ступить не решается. Она помнит: вчера должно было свершиться жертвоприношение.

– Тая, – слышит она с воды голос Марка. – Иди к нам.

Девушка леденеет. Она медленно поворачивается.

Иришка, Соня, дядя Гена с тётей Настей, Эд, Кирюха и Марк стоят по колено в воде и машут руками, приглашая присоединиться к ним.

От воды веет холодом. Тая хочет броситься в противоположную сторону, но в руку ей утыкается нечто влажное и мягкое. Тая опускает глаза: белый волк трётся носом о ладонь, а смотрит совсем по-человечески. Тая замирает в оцепенении. И в этот момент Гриша, подкравшись к ней со спины, набрасывает ей на плечи волчью шкуру. Сухие ладони в плотном прикосновении приваривают мех к плечам. И внутренний хищник перерождается в Грише, вырывается вперёд и, как литой, встаёт на давно готовое место. У него больше нет клыков. Он остался тяжёлым, опасным животным и коронован трензельным оголовьем.

Гриша развернёт пробудившуюся мощь на запад, направит её на родную деревню, и пики домов вытянутся к небесам. Теперь он сумеет присоединить и удержать соседей и заложить, быть может, первый в истории город.

Эду показалось, что на секунду он оторвался от настоящего и оказался между двумя временами.

– Смотри, смотри! – вернула его к действительности Иришка. Она тыкала пальцем в окно. Эд так и не понял, что она хотела ему показать.

Автобус высадил пассажиров на вокзале. Ночной поезд подхватил их, оставив приключения позади.

– Я её домой отпустил. Как дикого зверя на волю… – мрачно сказал Гриша, глядя в окно вагона.

В соседнем купе ютилось семейство Смолиных и Кирюха. Эд с Марком тоже слышали Гришины слова. Только Сонечка, кажется, уже уснула.

Поезд мерно покачивал своих пассажиров. В Карелию Гриша ехал с любимой, а увозил лишь воспоминания о ней.

Смолины не общались с Гришей, и только Иришка бросала на него жалостливые взгляды. Эд всё время проводил с ней. И почему-то слова для Иришки находились легко. Тётя Настя, конечно, никогда не призналась бы, но с Таиным исчезновением она испытала странное облегчение. Жизнь стала радостнее.

И в глубине души тётя Настя не хотела, чтобы Тая вернулась. Она жадно присвоила то счастье, что причиталось красивой молодой женщине, себе. Поэтому, наверное, не хотела сообщать о её исчезновении в официальные инстанции. А себя оправдывала тем, что ответственность лежит на Грише.

Когда Тая исчезла, Соня подвисла в пустом пространстве. Она не общалась с Гришей, но не потому, что считала его виноватым, а, скорее, потому, что вообще ничего не считала.

Больше всего она боялась, что он, заглянув ей в глаза, увидит не ненависть или осуждение, не любовь или сочувствие, а почувствует пустоту. Она же художник! Её обязанность – вскрывать нарывы общества, преподносить истину. Да она просто обязана… Обязана что?

Сонечка хотела сбежать.

Платформа. И Соня вздохнула с облегчением. Можно больше не насиловать себя выбором и не прятать глаз. Всё!

Приехали.

И Соне на секунду показалось, что они опять на платформе одинокого города на краю мира. Только дождь не тревожит небо. Тут она заметила, что к Марку подошла группа людей, человек десять. Видимо, друзья и родители.

Одна из встречающих – бледная девочка, сидела в кресле-коляске. Марк тепло обнял её, и Соня отчётливо услышала:

– Иди сюда, сестрёнка! Скучала по мне? Сознавайся!