Пока хищники пожирали труп, скорбящие с восковыми свечами и благовониями в руках стояли и ждали, чтобы отдать почившему последнюю дань уважения – помочь сжечь кости, обглоданные стервятниками и собаками. Могильщик при содействии одного из своих подручных собрал останки и сложил их в гроб, который четверо мужчин подняли и три раза пронесли вокруг погребального костра. Затем гроб поставили на груду поленьев, в него положили несколько свечей, чтобы кости лучше горели. Затем к костру поднесли пылающий факел, родственники и другие скорбящие поставили возле факела свои восковые свечи. Остальные побросали в огонь благовония.
Ненасытившиеся стервятники торчали рядом до тех пор, пока огонь не поглотил все, чем они еще могли бы поживиться. После, помотав своими отвратительными клювами, они сделали по нескольку шагов для разбега, с шумом расправили крылья и взмыли ввысь».
Глава XXIV
О предрассудках
Мой друг Маха Монгкут наряду с теологами и философами из созданной им секты [137]
заявлял, что буддийские священники не имеют религиозных предрассудков и, хоть и не приемлют христианскую идею Провидения Господня, верят в Создателя (Пхра-Тхам), который сотворил грубую материю, но далее не стал ею управлять. Что человек – одно из бесконечных трансформаций материи, которая не была сотворена, а существовала изначально и будет существовать вечно. Что пусть он не был рожден в грехе, по вторичному закону возмездия он несет ответственность за все проступки, совершенные им в прошлых жизнях, и вину за них должен искупить посредством последующих превращений, пока окончательно не очистится и не растворится в первоначальном источнике своего бытия. И что переменчивость – первичный и абсолютный закон вселенной.Равным образом они не считают себя идолопоклонниками, заявляя, что в этом мало чем отличаются от католиков и язычников. Отрицают, что образ Будды, их Учителя и Первосвященника, для них то же самое, что распятие для иезуитов, ни больше ни меньше. Отрицают, что поклоняются белому слону, но признают, что считают это животное священным, видя в нем одну из реинкарнаций своего великого реформатора.
Тем не менее ни одна нация, ни одно племя человеческое никогда не было более подвержено предрассудкам самого порочного и зловредного свойства, нежели сиамцы. Свой мир духов они заселили жуткими особями, зачатыми в галлюцинациях и порожденными кошмарами. С одной стороны, это чудовищные орудия зла, с другой – страданий: боги, демоны, джинны, гномы, призраки. И стараясь польстить им или умилостивить их, прежде всего для того, чтобы заручиться их поддержкой, они совершают кощунственные преступления или способствуют их совершению.
Живя в Бангкоке, я узнала о существовании обычая, столь же незыблемого и строгого, как «закон мидийский и персидский». Если король издавал указ о возведении нового форта или новых ворот, или реконструкции старых, этот древний обычай требовал, чтобы в качестве первого шага на месте, выбранном придворными астрологами в установленный ими «благоприятный» час, были принесены в жертву три ни в чем не повинных человека.
В 1865 году между Его Величеством и французским консулом в Бангкоке возникла серьезная размолвка из-за внесения поправок в договор относительно Камбоджи. Консул потребовал исключить первого министра из состава комиссии по выработке условий этого договора. Король ответил, что не в его власти исключать кралахома. Консул, вечно раздраженный и высокомерный, затаил злобу. Он подстерег короля, когда тот возвращался из какого-то храма и пригрозил войной, если его требования не будут приняты. Несчастный король был напуган. Он поспешил укрыться во дворце за зарешеченными воротами и немедленно отправил гонцов за астрологами, заклинателями и прорицателями, чтобы те предсказали развитие событий.
Волхвы и авгуры, все седьмые сыновья седьмого сына [138]
, порасспрашивали придворных, после чего устроили настоящее представление, показывая, как они советуются с оракулами, и в конце концов ответили:– Настало время дурных знамений. Опасность надвигается издалека. Пусть Его Величество воздвигнет третьи ворота с восточной и западной стороны.
На следующий день рано утром перед воротами на востоке и западе, надежно защищавшими дворец, закипела работа: рыли глубокие траншеи.