Кормовая трава, выросшая на песке, больше была похожа на лес. Мощные стебли, до верхушек которых я не мог даже допрыгнуть, стояли плотной непроходимой стеной.
— Много приезжает неверующих, — сказал мне первый же рабочий, которому я задал свои вопросы. — Комиссия была, так, не поверите, заблудилась в траве. Думали все — разругают. А они ничего, сознательными оказались.
— Как же такая вымахала?
— Солнца много, канал рядом, вот и растет.
— Сколько же воды расходуется?
Я сам не замечал, как становился в позу скептика, выискивающего подвох.
— Норму, — насторожился рабочий. — Спросите у начальника.
Я увидел на дорожке заведующего лабораторией Института пустынь Абдырахмана Овезлиева и пошел навстречу ему.
— Все правильно, — сказал он, сразу отгадав мои сомнения. — При дождевании расходуется в два раза меньше воды, чем при самотечном орошении. Есть и другие преимущества: вода не уходит ниже питающего горизонта, и уровень солевых грунтовых вод не повышается, а это значит, что нет необходимости в строительстве дорогостоящих дренажных систем. Этот метод дает возможность использовать негодные, даже вредные земли. Особенно хороши результаты на так называемых приоазисных песках. А таких песков только в зоне Каракумского канала не меньше ста тысяч гектаров…
— А кроме сорго?..
— Кукурузу сеем, люцерну. Можно и бахчи разбивать…
— Не слишком ли много достоинств?
— Есть и недостатки. Еще не созданы сельскохозяйственные машины, способные работать в новых условиях.
— Как же вы убираете урожай?
— Бабаев разве не говорил, как его председатели колхозов одолевают? Только пусти, без косилок скосят…
Мы с Овезлиевым ходили по барханным тропам, как по лесным просекам, прячась в тень гигантской травы, и он, словно спохватившись, все говорил о трудностях, об особенностях сельскохозяйственного освоения голых песков, о необходимости проводить предварительную планировку барханов, строго придерживаться режима орошения, системы агротехнических мероприятий. Но строгости не пугали. Педантизм, пунктуальное выполнение рекомендаций ученых — это ведь как раз то, что отличает высокую культуру земледелия…
Такыры напоминают лунные пейзажи на картинах художников-фантастов. Мертвая равнина, выложенная таинственными пятиугольниками растрескавшейся глины. Окаменевший отпечаток протектора, одинокий, как след лунохода. А вокруг, закрывая далекий горизонт, словно края гигантской чащи, громоздятся барханы. Почему они остановились там, на краю ничем не защищенной равнины? Потому что на такыре, как на льду, слишком скользко. Разгуляется ветер, смахнет песок с бархана и гонит его без остановки на другой край. «Песчаный джинн», способный справиться с самыми прочными стенами, беспомощен на равнине, где ему не за что зацепиться.
После дождя, если взглянуть с соседнего бархана, такыр похож на озеро. Но это всего лишь гигантская лужа, в которой воды меньше чем по щиколотку. Выглянет пустынное солнце и вмиг высосет воду. Но если такыр покат, еще долго будет стоять лужица у одного из краев, пока не уйдет под барханы.
Такие такыры на учете у местных чабанов. Издавна они копали в этих местах ямы — хаки, сардобы, собирали воду. Потом в пустыне начали строить специальные асфальтовые и бетонные водосборные площадки — миниатюрные копии покатых такыров. Когда стоимость привозной воды два, три, а то и десять рублей за кубометр, выгодны и такие сооружения.
Многие жители пустыни, мечтая об изобилии воды, занимались решением такой арифметической задачи: площадь всех такыров в Туркменистане два миллиона гектаров, в течение года на них выпадает до ста миллиметров осадков, и если одно помножить на другое, это же выходит почти половина годового стока Каракумского канала! Но вот беда: дожди идут в основном зимой, а вода нужна летом. Если и удастся собрать воду, то как ее сохранить? И тогда сотрудники Института пустынь пришли к парадоксальной мысли: а что, если прятать воду под землю?! Мы привыкли, что из недр можно только добывать, а если позаботиться о пополнении, даже о создании подземных хранилищ?! Просмотрели геологические разрезы и в одних только Центральных Каракумах — самой безводной части пустыни нашли не меньше семидесяти таких мест, где есть подходящие такырные площадки и удобные складки недр.
В 1968 году в одном из глухих районов пустыни был создан Каракумский стационар, и начался первый в истории опыт создания искусственных запасов полезного ископаемого. (К сведению северян, привыкших считать полезными ископаемыми золото, уголь, нефть и прочее, должен сказать, что воду жители пустыни называют еще и не такими высокими эпитетами.)
Такыр, на котором проводится опыт, невелик — всего тридцать гектаров. С двух сторон у него — невысокие валы, удерживающие воду, и проволочное заграждение, чтобы не забредали верблюды. В самой низкой части — бетонированный водозабор и белая будочка, в которой установлены самописцы, считающие воду. С другой стороны от будочки — квадратный водоем сорока метров в поперечнике и трех метров глубины.