Путешествие во времени с хомяком

Бамбуковые колокольчики на своём месте, но в штиль они беззвучны. Мопед припаркован на дороге у дома. Я проверяю, остались ли на нём царапины, появившиеся во время моего бегства от полиции. Царапин нет. Конечно, нет. Откуда бы им взяться?

Несколько минут я и смотрю на входную дверь, пытаясь заставить себя нажать кнопку звонка. Ноги привели меня по дорожке к самому дому, а вот рука к звонку не поднимается. Я не знаю, сколько так простоял, но, наверное, долго – и кто-то увидел меня из дома. Сквозь матовое стекло я вижу приближающуюся фигуру, и сердце стучит так громко, что кажется, будто кто-то колотит изнутри по грудной клетке. Дребезжит дверная цепочка, и я уже лучше рассмотрел фигуру за стеклом – и это он, я знаю, но боюсь в это верить. Дверь открывается.

Это он. Дедушка Байрон.

Он немного склоняется вперёд и присматривается. Его губы шевелятся, но он не может произнести ни звука, кроме хриплого: «П… П…» А я думаю, сколько можно таращиться друг на друга, и переступаю порог, и заключаю его в объятия, и вдыхаю его запах (не тот, которого ожидал, но всё же его). И какое же облегчение я испытываю, когда чувствую, что он тоже обнимает меня! Так проходит несколько секунд; к нему возвращается голос, и он повторяет в воздух над моей головой, пока мы обнимаемся:

– Пай. Пай. Пай. Как это можешь быть ты? О, мой мальчик, мой Пай. Но как?

Вот это да. Такого я не ожидал.

И вот мы стоим в дверях: он обнимает меня всё крепче и произносит снова и снова: «Как?» и «Пай?» Я ненавижу себя за это, но мне становится не по себе. Я знаю, что придётся многое ему объяснить – и что бы я ни сказал, он будет разочарован только потому, что я не Пай. Я высвобождаюсь из его объятий и стою прямо перед ним, а он всё так же пристально на меня смотрит.

Нет хорошего способа преподнести ему правду, и потому я просто говорю:

– Мне очень жаль. Я не Пай.

Повисает долгая пауза, пока дедушка Байрон внимательно изучает меня. Его взгляд скачет с волос на уши, потом на рот, затем на руки, и я мягко добавляю:

– Как бы я мог им быть?

Дедушка Байрон с усилием моргает. Может быть, он скрывает слёзы – я не знаю. Тогда я говорю:

– Я Ал. Ал Сингх? Ты помнишь?

Глаза дедушки двигаются вверх, налево и снова на меня. Он качает головой.

– Давай же, – ободряюще говорю я. – Ты же помнишь всё! В магазине с парнем-сикхом, они ещё думали, что я Пай и… – он всё ещё в замешательстве. – Я приходил сюда, в этот дом. В тот день, когда Пай… – и он заканчивает фразу за меня:

– В тот день, когда Пай утонул. Ты приходил к нам. Потом ты был в магазине. С Бару и… и другим парнем, его сыном, – память возвращается к нему, и дедушка медленно кивает. Он кладёт мне руку на плечо и ведёт в дом, закрывая за собой дверь.

– Пойдём, приятель, – говорит он мне.

Но в его голосе нет лёгкости. Я словно высосал из него всю энергию. С тяжёлым чувством я очень медленно иду за ним.

Глава 74

Ладно, задумайтесь на секунду. С чего бы вы начали рассказывать дедушке Байрону о том, что произошло?

Не знаете. Вот и я не знаю. Первое, что я говорю, садясь за кухонный стол, это: «Есть чем перекусить?» Дедушка наливает мне стакан молока – я выпиваю его залпом, пока он подогревает в микроволновке алу чаат[58], а потом я ем, ем и ем ещё. Я достаю Алана Ширера из рюкзака – и на озадаченном лице дедушки Байрона, пусть и ненадолго, появляется улыбка. Он даёт Алану Ширеру бразильский орех и воду в блюдце и, кажется, немного расслабляется. Это хорошо: хомяк отвлёк его от меня, и напряжение, которое я чувствовал с порога, постепенно спадает. Дедушка придвигает к столу табуретку и сидит напротив, пока мы с хомяком едим.

Я не могу разговаривать с полным ртом, поэтому пока осматриваюсь и с удивлением отмечаю, что дедушка давно не делал уборку. Не то чтобы на кухне грязно – просто беспорядок. В доме у дедушки Байрона всегда было полно вещей, но он обладал удивительной способностью содержать всё в чистоте и порядке. Наверное, он был просто занят или что-то в этом роде. И я замечаю ещё кое-что: его длинная коса исчезла.

У меня появляется неприятное предчувствие, и диалог, который происходит между нами потом, его только усиливает. Дожевав острую картошку, я говорю:

– Дедушка Байрон, можно спросить…

– Как ты меня назвал? Дедушка

Байрон?

– О. Да. Я скоро объясню, – это смутило меня, как вы можете догадаться, но я не отступаю: – Как называется столица, ну, например… Гренландии?

Дедушка Байрон смотрит на меня, прищурившись:

– Грен… Понятия не имею, сынок. Почему ты спрашиваешь?

И потом мы разговариваем. Я не буду пересказывать вам всё. Беседа длится несколько часов. Попробую описать на примере. Представьте: вам нужно объяснить, что такое книга, тому, кто ничего не знает о чтении – кому-то из древнего туземного племени.

Но могло быть и хуже. Дедушка хотя бы не думает, что я сошёл с ума или пытаюсь его обмануть.

Я говорю и говорю, а он иногда задаёт вопросы и старается следить за ходом истории. Конечно, это непросто, и в любой момент я готов услышать: