Путевые впечатления. Юг Франции

Что же касается сторонников версии, связанной с Марием и, кстати, самой распространенной, то единственным их доводом служит имя «Марио», написанное на одном из щитов военного трофея, который помещен на южной стороне арки; но оно находится среди семи или восьми других имен, и его выгодно отличает от них лишь то, что оно более разборчивое и лучше всего сохранилось. Если бы триумфальная арка была воздвигнута в честь Мария, то его имя, вероятно, стало бы единственным, украшающим арку, и написано оно было бы на одном из самых видных мест, а не в каком-то уголке; наконец, среди знамен, увенчанных изображением четвероногих животных, было бы знамя с орлом, которое Марий во время своего второго консульства ввел как единственный стяг римских легионов (так утверждает Плиний, кн. 10, гл. 4). Ведь когда Марий одержал победу над кимврами и тевтонами, он был консулом уже в четвертый раз.

Проще предположить, что Марий, который, согласно сведениям, приведенным Валерием Максимом, стал народным трибуном в сто двадцатом году до Рождества Христова, за год до этого сражался как военный трибун под началом Домиция, и именно его успехи в этом сражении помогли ему быть избранным в следующем году. Тогда его имя, как имена и других военных трибунов, вполне естественно, могло быть начертано на щите, и незачем искать какого-то более глубокого смысла в этой надписи. К тому же, вследствие какого странного стечения неведомых обстоятельств надо было ставить триумфальную арку в честь Мария в двадцати льё от того места, где он одержал победу? Это кажется тем более невероятным, если вспомнить, что на самом месте сражения солдаты Мария воздвигли пирамиду, которая существовала еще в пятнадцатом веке и на которой Марий был изображен стоящим на щите в позе военачальника-победителя.

Что же касается третьей версии, которую выдвинул и защищает Этбер, аббат конгрегации святого Руфа, в работе «Цветы псалмов», то в ней утверждается, что арка была воздвигнута в честь Цезаря, победителя массалиотов; однако достаточно беглого взгляда на восточную сторону арки, чтобы убедиться, что изображенные там пленники носят одежды варваров. Массалиоты же, сыны Востока, в те времена, когда Цезарь одержал над ними победу, были цивилизованнее римлян.

Эти различные мнения, кажущиеся столь пустяковыми, когда смотришь на них из Парижа, приобретают значимость, когда ты оказываешься рядом с тем предметом, который их порождает; вот почему на следующее утро, едва только рассвело, мы с Жаденом, перебудив всех обитателей гостиницы, велели открыть нам входную дверь и помчались к триумфальной арке. Как ни рано мы туда явились, нам повстречался там еще более ранний посетитель: это был старик лет шестидесяти — шестидесяти пяти, разглядывавший стороны арки одну за другой с таким вниманием, что было очевидно, какой интерес он придает решению задачи, связанной с этим памятником. Мы признали в нем любителя древностей; впрочем, и он понял, глядя на нас, что мы люди искусства; вот почему, столкнувшись во второй или третий раз, мы оба остановились лицом друг к другу, держа головные уборы в руках. Жаден тем временем выбрал подходящую точку наблюдения и срисовывал арку, не беспокоясь о том, к какой эпохе она относится.

— Что вы думаете по поводу этой триумфальной арки? — спросил меня старик.

— Полагаю, — ответил я, — что это очень красивый памятник.

— Да, несомненно, но я вас вовсе не об этом спрашиваю. Я спрашиваю вас, к какой эпохе, по вашему мнению, он относится?

— Это другое дело; однако я слишком неосведомлен в этом вопросе, чтобы высказывать свое мнение. Я впервые соприкасаюсь с древностью, и мне с первого взгляда ясно, что передо мной шедевр.

— Да, конечно; ничего, более красивого и лучше сохранившегося, вы не найдете и в Италии; но зато в Италии известны годы создания памятников: их даты сохраняются в надписях и передаются в преданиях; здесь же ничего этого нет — бронзовые надписи были вырваны, когда Раймунд де Бо превратил арку в крепость. Расхожее предание о том, что арка воздвигнута в честь Мария, нелепо; так что приходится оставаться либо в неведении, либо в сомнениях.

— Ужасный выбор для ученого, не правда ли? Ведь я более чем уверен, что вы, сударь, занимаетесь археологией.

— О, видит Бог, да, сударь. Вот уже сорок лет я живу среди камней, пытаясь датировать каждый и, подобно Кювье, воссоздать целое по одному фрагменту. Так вот, только об этой проклятой арке я не могу сказать ничего определенного, хотя, как вы видите, она почти невредима. Но я не посрамлюсь. Я снял вот тот маленький домик, что стоит напротив, и живу здесь уже два года. Я проживу здесь и десять лет, если понадобится, но соберу столько доказательств, что заставлю эту арку поведать мне свой секрет.

— Но, сударь, даже не имея уверенности, вы, вероятно, уже составили какое-то мнение?

— Да, я полагаю, что она относится ко времени Окта-виана и была воздвигнута когортой, стоявшей гарнизоном в Оранже.

— Это уже четвертая версия!

— А почему бы и нет?