Путевые впечатления. Юг Франции

Нам предстояло еще на шаг продвинуться в глубь древнего мира: правда, на этот раз нас интересовали не видимые глазу развалины, а всего лишь известное всем памятное событие, от которого не осталось ничего, кроме самих мест, где оно происходило; однако это событие столь важно во всемирной истории, что и без всяких обелисков оно хранится в памяти народов, а его значение возрастает от века к веку. Дело в том, что Карфаген и Рим являли собой не только два города, но и два народа, не только два народа, но и две цивилизации; дело в том, что они боролись, возможно даже не подозревая об этом, за власть не только в тогдашнем мире, но и в будущем; дело в том, что речь шла о том, каким в конечном счете станет мир — римским или карфагенским, европейским или африканским; дело в том, что земли Карфагена с его моряками и купцами и Рима с его воинами и пахарями простирались с востока на запад по обоим берегам Средиземного моря: у одного они тянулись от жертвенников Филенов, стоявших у Большого Ситра, вплоть до Эбро, где возвышался Сагунт, у другого — от Иллирии, где Эмилий незадолго до этого захватил Дималу, и до Цизальпинской Галлии, где Луций Манлий основал колонии Плаценция и Кремона; дело в том, что оба они, повторяем, сойдясь в единоборстве на Сицилии и Сардинии и сражаясь до тех пор, пока Карфаген, поставленный на колени, не подписал договоры Лутация и Гамилькара, ощутили, что один лишается воздуха и солнца, а другой продолжает жить и что эта война, в которой каждый народ сражался не только за свои алтари и очаги, но и за свое существование, может окончиться лишь уничтожением Рима Карфагеном, либо Карфагена — Римом.

Когда совершаются подобные события, современники не понимают ни отчего они происходят, ни к чему они ведут; вызвавшие их причины приписывают мелким людским интересам, а способы их разрешения — видимым обстоятельствам; редко кто из современников отрывает глаза от земли в поисках руки, держащей бразды правления миром, или ноги, шпорой подталкивающей вселенную вперед; все неразличимо для них в настоящем, поскольку в ту эпоху, к которой они принадлежат, ничто еще не завершено.

Потомки же, в свою очередь слепые по отношению к собственному времени, напротив, поднимаются на вершины истории и оттуда ясно обозревают прошлое: они видят, какие города Господь в своей любви одарил благоденствием и какие уничтожил в своем гневе; они слышат звуки лиры, построившие Фивы, и гром трубы, разрушивший Иерихон; они видят восхождение ангела, посланного возвестить Аврааму, что его потомство будет многочисленным как песчинки на берегу моря и звезды небесные; они видят, как обрушивается на Содом и Гоморру облако, несущее с собой гибель двум народам. Й тогда потомкам все становится понятным и ясным. Ибо они сознают, что Господь, направляя по своей воле земные дела, не может использовать для этого иных средств, кроме людских; они видят посланцев Неба в тех, кого современники принимают за сынов Земли и кто, не ведая о своей божественной миссии, полагает, что он идет сам и по собственной воле навстречу солнечному свету, в то время как, напротив, он шагает по жизни, словно Моисей по пустыне, властно ведомый огненным столпом.

И все же среди этих избранных был один, сознававший, для чего он явился на Землю, но то был сын Бога.

Вот почему эти люди не оставляют после себя ничего, кроме метеорной вспышки; их недоверчивые наследники хотят продолжить предпринятое ими дело, но встречают сопротивление, ибо дело это уже завершено. И тогда все удивляются тому, что такой яркий свет внезапно погас, и думают, что он вот-вот разгорится снова, но они ошибаются: звезда была метеором, а не солнцем. Такими людьми были Сесотрис, Александр Македонский, Цезарь, Карл Великий, Наполеон.

Безусловно, и Ганнибал был одним из таких божественных замыслов в облике человека: это был злой гений Карфагена, ангел-погубитель Африки. Свою роковую миссию он получил в тот день, когда Гамилькар, совершив перед походом в Испанию жертвоприношение Зевсу, взял за руку сына, подвел его к алтарю и заставил поклясться на жертвах, что он будет вечным врагом римлян. С этого дня мальчик стал мужчиной, взращенным ненавистью; эта ненависть возросла после смерти Гамилькара и Гасдрубала, и когда пятнадцать лет спустя он унаследовал после своего отца и зятя пост командующего войсками в Испании, молодой полководец прежде всего сжег Сагунт, чтобы затеять ссору с Римом.

Рим отправил послов в Карфаген. Они явились туда с требованием выдать им Ганнибала; сенат отказался это сделать. Тогда старейший из римских посланников выступил вперед, свернул полу своего плаща и, показав его сенаторам, сказал: «Здесь я принес вам мир или войну; что вы хотите, чтобы я оттуда вынул?» — «Выбирайте сами», — высокомерно ответил царь. Посланник распустил свой плащ и вытряхнул войну.