Путевые впечатления. В России. Часть первая

Он и князь Щепин-Ростовский приказали солдатам зарядить ружья боевыми патронами.

Затем Щепин-Ростовский отдал приказ захватить полковое знамя. Он бросился на командира полка генерала Фредерикса и ударил его по голове саблей, отчего тот повалился на землю; затем он опрокинул, нанеся ему глубокую рану, генерала Шеншина. Наконец, с криком: "Всех вас перебью!", он сбивает с ног полковника, унтер-офицера и гренадера, добирается до знамени, завладевает им и во главе восставших рот вместе с братьями Бестужевыми направляется со своим трофеем на Сенатскую площадь.

Со своей стороны, Якубович и Каховский совершают чудеса храбрости. Каховский подобрался к генерал-губернатору Санкт-Петербурга, знаменитому Милорадо-вичу, храбрецу, которого называли русским Мюратом, и смертельно ранил его, выстрелив в него почти в упор из пистолета. Затем, повернувшись, он другим выстрелом убил полковника Стюрлера.

Кюхельбекер уже направил пистолет на великого князя Михаила, но матросы схватили его за руку.

Как легко себе представить, на Сенатской площади царил полный беспорядок.

Все эти события тотчас же становились известны новому императору. Он оказался в каком-то смысле лицом к лицу с восставшими.

И тогда Николай впервые обозначил ту линию своего поведения, от которой он потом не отступал ни разу за время тридцатилетнего царствования.

Вместо того чтобы вступить в переговоры с восставшими, как они надеялись, император поручил генерал-майору Нейдгардту передать в гвардейский Семеновский полк приказ немедленно атаковать мятежников, а в Конногвардейский полк — быть готовым выступить по первому требованию. Затем, отдав эти распоряжения, он спутался в главную кордегардию Зимнего дворца, где нес караул гвардейский Финляндский полк, и приказал зарядить ружья и занять главные подъездные пути ко дворцу.

В эту минуту на Адмиралтейской площади раздался страшный шум — это третья и четвертая роты Московского полка во главе с князем Щепиным-Ростовским и Бестужевыми явились сюда с развевающимся знаменем и барабанным боем, крича:

— Да здравствует Константин! Долой Николая!

Они вышли на Адмиралтейскую площадь, но, вместо того чтобы двинуться прямо на Зимний дворец, который еще не приготовился к обороне, выстроились спиной к Сенату.

К ним присоединились лейб-гренадеры и человек пятьдесят в штатском, замешавшихся в их ряды и вооруженных пистолетами и кинжалами.

В эту минуту император появился под одним из сводов дворца и бросил взгляд на всю эту суматоху. Он был бледнее обычного, но казался совершенно спокойным. В течение его долгого тридцатилетнего царствования императора нередко видели в ярости, гневе, бешенстве, но никто и никогда не видел, чтобы он проявлял слабость.

В это время со стороны Мраморного дворца послышался шум скачущего галопом эскадрона кирасир: это были конногвардейцы во главе с графом Алексеем Орловым^[19]. Ворота перед ним распахнулись, он спрыгнул с коня, и полк выстроился перед дворцом.

В это же время послышались барабаны Преображенского полка, подходившего батальон за батальоном; пре-ображенцы вступили во двор и увидели там императора, императрицу и малолетнего великого князя.

Вслед за тем появились кавалергарды, которые выстроились углом, оставив свободным пространство, где вскоре разместилась артиллерия.

Восставшие видели все эти угрожающие маневры, но не предпринимали никаких враждебных действий, а лишь кричали: "Долой Николая! Да здравствует Константин!"

Они ожидали подкрепления.

Послышались возгласы "Да здравствует конституция!", но, когда солдаты поинтересовались, что такое конституция, им ответили, что это жена Константина, и клич не нашел поддержки.

Тем временем великий князь Михаил, об аресте которого заявляли заговорщики, обходил казармы, опровергая своим присутствием эти слухи. В казармы Московского полка он добрался, когда две роты оттуда уже ушли, но ему удалось воспрепятствовать остальным последовать за ними.

Явился он вовремя.

В те минуты, когда остатки полка собирались выступить вслед за двумя восставшими ротами, прибыл капитан пятой роты граф Ливен и с первого взгляда понял, что здесь происходит.

Он тотчас приказал запереть ворота, а потом, встав перед строем солдат, обнажил шпагу и поклялся, что пронзит ею первого, кто сдвинется с места.

Один юный поручик подошел с пистолетом в руке и приставил ствол к груди Ливена; граф головкой эфеса своей шпаги выбил пистолет из рук молодого офицера, но тот поднял свое оружие и вновь направил его на графа. И тогда, скрестив руки, Ливен двинулся на своего подчиненного, бросая вызов опасности. Отступая перед графом на глазах у всего полка, который пребывал в неподвижности и молча наблюдал странную дуэль, поручик нажал курок и выстрелил.

Но каким-то чудом воспламенилась лишь затравка. В этот миг в ворота постучали.

— Кто там? — раздалось несколько голосов.

— Я, великий князь Михаил, — ответил брат императора.

При этих словах всех присутствующих охватило глубокое оцепенение. Разве восставшим солдатам не говорили, что великий князь находится под арестом?