Кондратий Рылеев был поэтом; он только что опубликовал поэму "Войнаровский", посвященную его другу Бестужеву, и предсказал в ней свою и его судьбу, подобно тому человеку, который шесть дней подряд, обходя вокруг стен Иерусалима, восклицал: "Горе Иерусалиму!", а на седьмой день воскликнул: "Горе мне!", и в тот же миг ему камнем оторвало голову.
Послушайте, впрочем, его самого:
Угрюм, суров и дик мой взор,
Душа без вольности тоскует.
Одна мечта и ночь и день Меня преследует как тень;
Она мне не дает покоя Ни в тишине степей родных,
Ни в таборе, ни в вихре боя,
Ни в час мольбы в церквах святых.
"Пора! — мне шепчет голос тайный. —
Пора губить врагов Украйны!"
Известно мне: погибель ждет Того, кто первый восстает На утеснителей народа;
Судьба меня уж обрекла.
Но где, скажи, когда была Без жертв искуплена свобода?
Погибну я за край родной, —
Я это чувствую, я знаю…
И радостно, отец святой,
Свой жребий я благословляю!
Такие стихи лучше, чем это могли бы сделать мы, характеризуют Рылеева.
Сергей Муравьев-Апостол был подполковником Черниговского пехотного полка; это был отличный офицер, решительный, мужественный, свободомыслящий по воспитанию и входивший в заговор со времени его основания. Его двойная фамилия указывает, что он принадлежал, во-первых, к той самой семье Муравьевых, которая дала России стольких выдающихся людей, а во-вторых, к семье казацкого гетмана Апостола. Его отец Иван Муравьев-Апостол — я очень хорошо знал его по Флоренции, куда он удалился, не желая более жить в России, и где, по его словам, он оплакивал троих своих сыновей: одного — покончившего жизнь самоубийством, другого — повешенного, а третьего — отправленного в ссылку, — так вот, Иван Муравьев-Апостол был сенатором и во времена Империи исполнял обязанности русского посланника в ганзейских городах, а затем в Испании. Эти три сына, которых он лишился столь роковым образом, составляли его гордость и славу.
— Ни на одного из своих сыновей я никогда не мог пожаловаться, — говорил он мне, вытирая слезы.
Лично он являлся скорее аристократом, чем либералом; племянник бывшего наставника великого князя Александра, он воспитывался в тесном общении с императором, который только что скончался. Это был выдающийся филолог, главным образом эллинист; он перевел на русский язык "Облака" Аристофана и опубликовал в 1823 году "Путешествие по Тавриде", а на смерть Александра I, своего старого друга, написал греческую оду, которую затем переложил латинскими стихами. Его любимым чтением был "Прометей" Эсхила.
Сам же Сергей был если и не литератором, то, по крайней мере, человеком образованным; службу в армии он начал в 1816 году и оказался в числе офицеров того полка, который взбунтовался против своего командира Шварца. После расформирования взбунтовавшегося полка он перешел в другой, Черниговский, и этот переход сблизил его с Пестелем.
С этого времени его вторая фамилия — Апостол — значила для него еще больше, чем первая. Она напоминала ему о конфедерации вольных ратников с ее выборным устройством, способствовавшим распространению в Малороссии тех идей независимости, какие мы еще и сегодня находим там. Его предок Даниил Апостол был избран казацким гетманом в 1727 году и решительно защищал свою страну от завоевательных устремлений Петра I; наградой за этот патриотизм стало долгое заточение. Память о независимости, которой Сергей Муравьев-Апостол гордился в юности, сделалась для него мукой в зрелые годы. До самого заговора они с братом Матвеем никогда не расставались: смерть разверзла между ними бездну могилы, а ссылка — бездну разлуки между могилой и тем, кто остался в живых.
Четвертый обвиняемый — Михаил Бестужев-Рюмин — был дальним родственником знаменитого канцлера императрицы Анны, который, как мы помним, прибыл из Курляндии вместе с Бироном и при Елизавете руководил внешней политикой России. Михаилу исполнилось двадцать девять лет, и он служил подпоручиком в Полтавском пехотном полку; именно там он примкнул к заговору.
Что касается Каховского, то напрасно было бы искать сведения о нем наподобие тех, что мы дали о его четырех товарищах; заговорщик и солдат, он умел замышлять заговоры, сражаться и умирать — большего от него и нельзя было требовать.
Кстати говоря, в заговоре участвовали семь князей, два графа, три барона, два генерала, тринадцать полковников и десять подполковников.
Всего под следствием находился сто двадцать один человек.