Путевые впечатления. В России. Часть первая

Исполнение этого обязательства казалось настолько невозможным, что участники спора ставили два против одного, как это бывает на скачках, когда в выигрыше тех или других скаковых лошадей почти что уверены.

Поэтому Копьеву непременно следовало выиграть, хотя неясно было, как это сделать. Но он верил в свою счастливую звезду: уже не раз его дурачества заставляли императора смеяться, а смеялся император не часто.

Другой на месте Копьева вошел бы, когда император стоял к нему спиной, и как можно осторожнее открыл бы табакерку.

Но Копьев вошел, когда император двинулся от окна к двери; входя, он нарочно скрипнул дверью, заскрипел сапогами и прошелся так, что под его ногами заскрипел паркет; подойдя к столу, он открыл табакерку с тем характерным звуком, какой пятьдесят лет спустя так невероятно содействовал успеху пьесы «Постоялый двор Адре», нахально запустил туда два пальца, взял изрядную понюшку и, вопреки всем наставлениям о приличии и вежливости юношеского поведения, с громким сопением вдохнул ее. Император наблюдал за ним, ошеломленный такой наглостью.

— Что ты делаешь, пострел?

— Как видит ваше величество, беру понюшку.

— А почему это ты берешь понюшку?

— А потому, что я со вчерашнего вечера на дежурстве у вашего величества и, как и положено, всю ночь глаз не сомкнул, но чувствую, что меня начал одолевать сон. Вот я и подумал, что лучше быть наказанным за неприличное поведение, чем за нарушение своих обязанностей, и взял понюшку, чтобы освежиться.

— Ну что ж, — смеясь, сказал Павел, — раз уж ты взял понюшку табака, мошенник, так возьми заодно и табакерку.

Табакерка была украшена бриллиантами и стоила двадцать тысяч рублей.

Копьев продал табакерку, а вырученные за нее деньги пропил и проел. Их хватило на год. Целый год пажи его величества пировали.

Истратив все до последней копейки, Копьев предложил другое пари.

Речь шла о том, чтобы во время обеда дернуть императора за косичку, причем так сильно, чтобы он вскрикнул.

Пари было заключено.

Дернуть за косичку человека, заставлявшего женщин вылезать из кареты в грязь, когда он проезжал по улице, и отправлявшего в Сибирь целый полк, который плохо показал себя на маневрах, было безумной затеей.

Но Копьев подготовил почву заранее.

В те времена носили косички на манер Фридриха Великого, подобно тому как пользовались табакерками Фридриха Великого и носили сапоги и шляпы на манер Фридриха Великого. Пажи, как и император, тоже носили такие косички, и этим косичкам полагалось лежать ровно посередине спины.

Два или три раза Копьев, сдвинув свою косичку набок, прошел впереди императора. В первый раз император сделал ему выговор, во второй — посадил под арест в комнате, в третий — отправил в крепость.

Выйдя оттуда, Копьев вернулся на службу во дворец; в его обязанности входило стоять за стулом Павла во время обеда.

И вот прямо посреди обеда Копьев вдруг хватается за косичку его величества, словно за шнурок звонка, и так сильно дергает ее, что император вскрикивает.

— Что такое? — спрашивает Копьев.

— Что ты там делаешь с моей косичкой, подлец?

— Она криво лежала, государь, и я ее выпрямил.

— Ты мог бы выпрямить ее, плут, не дергая так сильно.

И Копьев отделался этим нагоняем, вполне невинным и заставляющим вспомнить о шлепке, который получил Тюренн по своему заднему месту.

Предаваясь таким выходкам, Копьев делал карьеру и уже имел высокий чин, как вдруг в один прекрасный день ему вздумалось прогуливаться перед дворцом, вероятно, на пари, в сапогах и шляпе на манер Фридриха

Великого, в подобном же камзоле, с подобными же косичкой и тростью, причем все это было настолько утрировано и при этом настолько точно скопировано с императорского костюма, что Копьев превратился в карикатуру на Павла.

Первым, на кого натолкнулся император, выйдя из дворца, был Копьев.

На этот раз оскорбление было слишком серьезным, и Копьева разжаловали.

И вот случилось так, что однажды, будучи солдатом, он стоял на часах перед дворцом с восьми до десяти утра.

В девять утра обер-полицмейстер по фамилии Чулков, чей отец женился на своей кухарке, проходит мимо Копьева, чтобы отдать императору рапорт о происшествиях за минувшую ночь.

— Эй! — говорит ему Копьев. — Отец твой чулок, мать твоя тряпица, а ты сам что за птица?

Взбешенный обер-полицмейстер идет к императору и рассказывает ему о случившемся, требуя наказать дерзкого часового.

Император велит привести к нему солдата и узнает в нем Копьева.

Вместо наказания Копьев снова попадает в милость, продолжает свою военную карьеру и дослуживается до генеральского чина.

Генерал Копьев сидел в крепости за одну из своих выходок того рода, о которых мы только что рассказали, когда появился указ Павла I, предписывающий любому экипажу остановиться, когда мимо него проезжает император, а всякому, кто имеет честь с ним встретиться, вылезти из экипажа и, какая бы ни была погода, преклонить колени, если это будет мужчина, или сделать реверанс, если это окажется женщина.