Путевые впечатления. В России. Часть первая

После третьего «кукареку» он с пафосом продекламировал только что сочиненные им стихи, в которых упоминались места сражения, где отличился старый воин:

За Брест — Георгиевский крест,

За Прагу — золотую шпагу,

За Тульчин — Анну на шею И полковничий чин вместе с нею.

И наконец, награжденье За великое терпенье:

Первейшему из партизан В дар даю пятьсот крестьян.

Потом фельдмаршал расцеловал полковника и отправил его спокойно доживать век в почестях, в богатстве и в счастье.

Император подтвердил все, что Суворов обещал от его имени.

Дело в том, что Павел был скорее маньяком, чем злодеем; но власть в руках маньяка — опасное оружие.

Он это понимал, а кроме того, его непрестанно преследовало воспоминание о Петре III, убитом в Ропше.

Павел воздвиг Красный дворец и, как мы уже говорили, устроил подземный ход из дворца в казарму Павловского полка, находившуюся на другой стороне Марсова поля.

В своей спальне он велел прорезать тайный люк, с помощью которого, нажав каблуком на пружину, можно было спуститься в подполье, где начинался коридор, ведущий к подземному ходу.

На фасаде своего дворца император велел сделать надпись, которая существует еще и сегодня:

Дому твоему подобает святыня Господня в долготу дней.

Но Господь не благословил ни этого дома, ни того, кто приказал его построить.

Тот, кто приказал его построить, был убит.

Дом же долго оставался необитаемым.

Вот каким в 1818 году он виделся Пушкину:

Когда на мрачную Неву Звезда полуночи сверкает,

И беззаботную главу Спокойный сон отягощает,

Глядит задумчивый певец На грозно спящий средь тумана Пустынный памятник тирана,

Забвенью брошенный дворец.

Посмотрим, что происходило там в ночь на 23 марта 1801 года.

XXI. ЗАГОВОР ПАЛЕНА

Теперь, когда вы познакомились с императором Павлом I, вам должно быть понятно, что такое правление, как его, пришедшее на смену искусному и артистичному царствованию Екатерины II, было невыносимым для русских вельмож, ибо ни один из них не был уверен, что, ложась спать вечером, он не проснется на следующее утро в крепости или, садясь в экипаж, не отправится в Сибирь.

Между тем, в обстановке всех этих ссылок и опал, два человека сохраняли свое положение и казались незыблемыми на своих постах.

Один из них был граф Кутайсов, турок-брадобрей, историю которого мы рассказали в связи со статуей Суворова.

Другой был граф Пален.

Барон Петр Пален, которому Павел I дал графский титул 22 февраля 1799 года, происходил из знатного курляндского дворянства. Предкам его пожаловал баронство шведский король Карл IX. Пален, ставший генерал-майором при Екатерине благодаря дружбе с Платоном Зубовым, последним фаворитом императрицы, был назначен на пост гражданского губернатора города Риги.

Случилось так, что незадолго до своего восшествия на престол великий князь Павел, проезжая бывшую столицу Ливонского герцогства, был принят там графом Паленом со всеми почестями, подобающими наследнику престола. То было время, когда Павел находился чуть ли не в ссылке. Не привыкший к подобным встречам, он был признателен рижскому губернатору за то, что тот осмелился так его принять, рискуя вызвать недовольство императрицы; и, став императором, Павел вызвал Палена в Санкт-Петербург, наградил его высшими орденами империи и назначил командиром гвардии и губернатором столицы.

Ради Палена он сместил с этого поста своего сына, великого князя Александра, почтительность и любовь которого не могли укротить подозрений отца.

Но именно благодаря высокому положению, которое Пален занимал подле императора, он видел столько людей, попавших в фавор по капризу и по капризу же оказавшихся в немилости; он видел столько других, низвергнутых с высоты своего положения и обратившихся при этом в ничто, что ему самому было непонятно, по какой странности судьбы он не последовал за ними. Особенно поразил графа последний пример непостоянства человеческой фортуны.

Его давнишний покровитель Зубов, за которым, как мы видели, Павел сохранил после смерти Екатерины свитское звание генерал-адъютанта и которому он доверил охранять тело усопшей императрицы Екатерины, внезапно и беспричинно оказался в опале: его канцелярию опечатали, двух его секретарей выгнали, а всем офицерам его штаба было велено вернуться в свои полки или подать в отставку.

Но это было еще не все: на следующий день он лишился всех других своих командных постов, днем спустя ему было приказано подать в отставку с двадцати пяти или тридцати занимаемых им должностей, и не прошло и недели, как он получил приказ покинуть пределы России.