Путевые впечатления. В России. Часть первая

Они проезжали через великолепный лес, позже исчезнувший, как исчезают один за другим все русские леса.

— Смотрите, какие величественные сосны, — сказал Павел фавориту.

— Да, — ответил тот, — это представители ушедших веков.

— Представители?! — вскричал Павел. — Такое словечко отдает французской революцией! Пересаживай-тесь-ка в другой экипаж, сударь.

Павел высадил фаворита из своего экипажа и отправил его к секретарям.

И пока был жив Павел, этот фаворит так и остался в немилости из-за того, что ему пришло в голову удариться в историческую поэзию по поводу соснового леса.

Говоря о Суворове, мы уже упоминали, как император Павел принял его после возвращения из Италии; расскажем теперь два анекдота, которые относятся ко времени, предшествовавшему его отъезду туда.

Старый воин, впавший в немилость, жил в Новгородской губернии, когда Павел, пожелав доверить Суворову командование армией в Италии, послал за ним двух своих генерал-адъютантов.

Дело было в разгар зимы, стоял двадцатиградусный мороз. Суворов без шубы, в одном кителе — белом полотняном сюртуке — сел в карету вместе с генералами, которые, не осмеливаясь надеть шубы в присутствии старшего по чину, проделали в обычных мундирах путь длиной более чем в сто верст и чуть было не умерли от холода, чему способствовало еще и то, что старый полководец, нечувствительный к морозу и, напротив, жаловавшийся на жару, время от времени распахивал дверцы кареты.

Император, готовивший Суворову торжественный прием, ожидал его, сидя на троне и окруженный своими министрами и послами иностранных государств.

В это время ему докладывают, в каком костюме намерен предстать перед ним Суворов под предлогом того, что он находится в отставке. Император немедленно посылает адъютанта сообщить Суворову, что он уже не только не в отставке, но к тому же еще и произведен в фельдмаршалы. Тогда Суворов приказывает повернуть к его санкт-петербургскому дому, надевает сшитый заранее по его заказу фельдмаршальский мундир, садится в карету и едет во дворец.

Но, войдя в тронный зал, он делает вид, что оступился, падает на четвереньки и ползком продолжает двигаться к трону.

— Что с вами, фельдмаршал?! — восклицает Павел в бешенстве от подобной выходки.

— Что поделаешь, государь, — отвечает ему Суворов. — Я привык ходить по полю сражения, по твердой земле, а паркет ваших императорских дворцов такой скользкий, что по нему можно продвигаться лишь ползком.

И продолжает ползти так до последней ступени трона и только там поднимается на ноги.

— Теперь, государь, — произносит он, — я жду ваших приказаний.

Павел протянул ему руку, утвердил в чине фельдмаршала и объявил, что вскоре в его присутствии соберется большой совет русских генералов, чтобы разработать план Итальянской кампании.

В назначенный день Суворов явился на совет — на этот раз в парадном мундире — и, не проронив ни слова, выслушал предложения, в основном касавшиеся перехода войск через Тироль и Ломбардскую низменность.

Но в какие-то моменты совещания Суворов то вдруг совершал прыжки, способные вызвать зависть у клоуна, то сдергивал с себя сапоги и засучивал панталоны, то, наконец, кричал:

— На помощь! Я вязну! Вязну!

Это все, что можно было услышать от него, пока длился совет.

По окончании совета император, который, привыкнув к странным выходкам Суворова, был уверен, что тот имел причины вести себя подобным образом, отпустил генералов и задержал фельдмаршала.

— А теперь, старый шут, — со смехом сказал он, — объясни мне, что ты хотел дать знать, когда прыгал как серна, засучивал панталоны и кричал «Я вязну! На помощь!»?

— Государь, — ответил Суворов, — совет состоит из генералов, совершенно не знающих топографию Италии. Я следил за маршрутом, который они наметили для моей армии. Когда я подпрыгивал как серна, это означало, что они заставляют меня преодолевать горы, которые могут преодолеть только серны. Когда я засучивал панталоны, это означало, что мне приходится переходить реки, где воды сначала будет по колено, а потом выше головы.

Наконец, когда я кричал «На помощь! Я вязну! Вязну!», это означало, что меня и мою артиллерию заводят в болото, где мне пришлось бы кричать совсем по-другому, если бы я имел несчастье туда забраться.

Павел расхохотался и сказал:

— Да какое вам дело до мнения этих дураков? Я предоставляю вам все полномочия.

— Что ж, в таком случае я согласен, — отвечал Суворов.

— Однако дадите вы мне обещание забыть несправедливость, которую я совершил по отношению к вам?

— Да, но при условии, что вы, государь, разрешите мне исправить не менее серьезную несправедливость в отношении другого.

— Кто этот другой?

— Не все ли равно, ведь это я буду восстанавливать справедливость.

— Хорошо, делай по-своему, старый упрямец, я и в этом предоставляю тебе полную власть.

Суворов простился с Павлом, вернулся к себе и послал за старым офицером, который впал в немилость за четыре года до этого, хотя имел как партизан громкую славу.

Когда офицер приехал, Суворов в знак величайшего удовольствия трижды прокукарекал по-петушиному.