Путевые впечатления. В России. Часть первая

Накануне того дня, когда он должен был выйти из крепости, Копьев, чувствовавший там себя как дома, поскольку ему приходилось часто ее посещать, распорядился купить штук пять гусей, двух-трех индюков и с полдюжины уток; на следующий день он загнал всю эгу домашнюю птицу в карету и сам сел туда вслед за ней.

Копьев знал привычки Павла лучше, чем свои собственные. Почитатель дисциплины, Павел был пунктуален, как немец.

Бывший заключенный устроил так, чтобы его экипаж встретился с каретой Павла.

При виде императорской кареты кучер Копьева остановил лошадей, и Копьев, окруженный со всех сторон своими гусями, утками и индюками, которые выскочили из кареты вместе с ним, опустился на колени.

— Что все это значит? — спросил император Павел, удивленный странным зрелищем, которое предстало его глазам.

— Это генерал Копьев вместе со своими домочадцами вышел из крепости, — докладывают ему.

— Ах так, они вышли из крепости, — отвечает Павел, — ну что ж, пусть они туда и возвращаются.

И генерал Копьев со своим птичьим семейством снова отправился в крепость.

И все же император не мог обходиться без Копьева, чья неиссякаемая фантазия его развлекала.

Угрюмых же людей, напротив, Павел терпеть не мог. Он изгнал знаменитого Дибича, в то время юношу шестнадцати лет, ибо, как говорилось в указе, лицо его было настолько безобразным, что оно наводило уныние на солдат.

Позже Дибич стал фаворитом Александра, был ранен при Аустерлице, отличился при Эйлау и Фридланде, в 1814 году дал совет идти на Париж, а в войне против турок в 1828 году совершил переход через Балканы (отсюда и происходит его прозвище «Забалканский») и был произведен в фельдмаршалы; он командовал русской армией в Польской кампании 1831 года, победил под Остроленкой, затем был разбит поляками и вскоре после этого поражения умер одной из тех таинственных смертей, относительно причины которых история колеблется, не в силах сделать выбор между самоубийством, апоплексией, холерой или отравлением.

При виде того, что после упразднения во Франции религиозных орденов Мальтийский орден пришел в упадок, император Павел, хотя он и был главой Православной Церкви, самочинно произвел себя в его великие магистры и очень гордился этим своим новым званием, которое, согласно уставу ордена, мог носить только католик, принадлежащий Алостольской Римской Церкви.

Но Павел не стал вдаваться в такие тонкости, и на большинстве своих портретов он предстает с четырехконечной мальтийской звездой на груди.

Скоро ему пришла на ум другая фантазия: основываясь на том, что Мальтийский орден — религиозный, Павел как его великий магистр возымел желание служить обедню. Ему напомнили, что католические священники соблюдают безбрачие, но Павел заявил в ответ, что это было препятствием, пока Мальтийский орден оставался римско-католическим, но теперь он стал русским, а поскольку православные священники женятся, то, следовательно, его собственный брак не должен служить помехой.

Затем император стал упражняться в церковном пении и заранее назначил день великого празднества, когда он будет отправлять церковную службу и как глава православной религии, и как великий магистр Мальтийского ордена.

Все русское духовенство охватил великий ужас: святотатство, совершаемое самим императором в религиознейшей на свете стране, было делом серьезным.

Наконец, у знаменитого архимандрита Троицкого монастыря Платона, к которому обратились за советом, родилась идея. Он специально отправился в Санкт-Петербург и явился к императору, весьма его почитавшему.

— Государь, — сказал он, — вы не можете служить обедню.

— И почему же? — возразил Павел. — Ведь православные священники женятся.

— Да, но они могут жениться только один раз, а ваше величество состоит во втором браке.

— Это верно, — согласился Павел.

И он отказался от своей прихоти служить обедню.

Будучи наследником престола, Павел совершил под именем графа Северного путешествие по Европе.

Прибыв в Версаль, он пожелал присутствовать на церемонии утреннего туалета короля и, несмотря на настоятельные приглашения выйти вперед, остался в толпе дворян.

Людовик XVI, предупрежденный о визите Павла, подошел к нему, взял его за руку и спросил, почему он уклонился от почестей, которые ему подобают.

— Государь, — ответил цесаревич, — я хотел на мгновение иметь счастье ощутить себя одним из ваших подданных.

В молодости, в своей гатчинской ссылке, Павел был очень гостеприимен и, хотя Екатерина давала ему лишь строго необходимые средства, опасаясь, как бы эти деньги не были употреблены им на какой-нибудь заговор, он чрезвычайно радушно принимал в своем дворце тех, кто его там навещал, а позаботившись о господах, он еще поднимался в мансарды посмотреть, хорошо ли устроили слуг.

Французскую революцию Павел ненавидел; тот, кто напоминал ему о ней фактом, сравнением, цитатой или даже одним словом, немедленно попадал в немилость.

Как-то раз он возвращался из Гатчины, сидя в двухместных дрожках вместе с одним из своих фаворитов; сзади них ехала карета с его управляющим и двумя секретарями.