Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Голод мучительный мы утолили,

В комнате темной зажгли огонек,

Сына одели и в гроб положили…

Случай нас выручил? Бог ли помог?

Ты не спешила печальным признаньем,

Я ничего не спросил,

Только мы оба глядели с рыданьем,

Только угрюм и озлоблен я был…

Где ты теперь? С нищетой горемычной Злая тебя сокрушила борьба?

Или пошла ты дорогой обычной,

И роковая свершится судьба?

Кто защитит тебя? Все без изъятья Именем страшным тебя назовут.

Только во мне шевельнутся проклятья —

И бесполезно замрут!..

Как видите, этих двух стихотворений достаточно, чтобы дать представление о даровании Некрасова.

Но мы приведем здесь еще третье, исключительно с целью исправить ошибку, а вернее, искоренить клевету в отношении одного из наших соотечественников, непонятно каким образом распространившуюся в России. Пришло время покончить с этой клеветой.

Речь идет о княгине Воронцовой-Дашковой и ее преждевременной смерти.

Согласно распространившейся в России легенде, княгиня Воронцова-Дашкова вышла во Франции замуж за некоего авантюриста, который промотал ее состояние, а ее самое отправил умирать в больницу.

Эта печальная история стала причиной того, что из-под пера Некрасова вышла новая поэтическая горесть — такое название более всего подходит к стихам угрюмого поэта.

Дом — дворец роскошный, длинный, двухэтажный.

С садом и с решеткой; муж — сановник важный. Красота, богатство, знатность и свобода —

Всё ей даровали случай и природа.

Только показалась — и над светским миром Солнцем засияла, вознеслась кумиром!

Воин, царедворец, дипломат, посланник —

Красоты волшебной раболепный данник;

Свет ей рукоплещет, свет ей подражает.

Властвует княгиня, цепи налагает,

Но цепей не носит; прихоти послушна,

Ни за что полюбит, бросит равнодушно:

Ей чужое счастье ничего не стоит —

Если и погибнет, торжество удвоит!

Сердце ли в ней билось чересчур спокойно,

Иль кругом все было страсти недостойно,

Только ни однажды в молодые лета Грудь ее любовью не была согрета.

Годы пролетели. В вихре жизни бальной До поры осенней — пышной и печальной —

Дожила княгиня… Тут супруг скончался…

Труден был ей траур, — доктор догадался И нашел, что воды были б ей полезны (Доктора в столицах вообще любезны).

Если только русский едет за границу,

Посылай в Палермо, в Пизу или в Ниццу,

Быть ему в Париже — так судьбам угодно!

Год в столице моды шумно и свободно Прожила княгиня; на второй влюбилась В доктора-француза — и сама дивилась!

Не был он красавец, но ей было ново

Страстно и свободно льющееся слово,

Смелое, живое… Свергнуть иго страсти Нет и помышленья… да уж нет и власти!

Решено! В Россию тотчас написали;

Немец-управитель без большой печали Продал за бесценок, в силу повеленья,

Английские парки, русские селенья,

Земли, лес и воды, дачу и усадьбу…

Получили деньги — и сыграли свадьбу…

Тут пришла развязка. Круто изменился Доктор-спекулятор: деспотом явился!

Деньги, бриллианты — все пустил в аферы,

А жену тиранил, ревновал без меры,